Я познакомилась с Левитаном в 1880 году. Мне было тогда 9 лет. Мы жили в Москве на Малой Дмитровке.
В семье у нас к исскуству относились с большой любовью, у отца В.В.Яковлева была большая коллекция гравюр. Была полная серия гравюр Одрана с картин Ле Брена, изображающая поход Александра Великого и много других редких гравюр, был подлинник Бруни, картины Сверчкова.
Родители решили, что пора начинать мне брать уроки рисования, к чему у меня была большая склонность. По рекомендации одной знакомой приглашен был преподаватель рисования, ученик московской Школы Живописи и Ваяния.
Пришел очень молодой человек, черноволосый, с большими черными глазами, сказал, что зовут его Исаак Ильич Левитан. Юный преподаватель в то время видимо еще не был особенно опытным педагогом и вместо того, чтобы заставить меня рисовать с натуры, он велел купить особые альбомы о Модельяни. Как сейчас вижу эти тетрадки в желтеньких обложках, в которых находились листки с рисунками, изображающими разных животных, коров, лошадей, овец-только контуры, без ретуши. Я должна была их копировать.
Помню его указания: набросать штрихами общий вид, потом уже нарисовать подробности. Внимательно смотри, что чему равняется и что против чего находится.
Потом появились рисунки с тушевкой.Иногда он приносил свои собственные рисунки. В это время он рисовал для иллюстрированного журнала" Будильник". Заказано ему было нарисовать "Мороз-Красный Нос". Он мне его приносил. Мороз был изображен в виде старика с седой бородой, в мохнатой шапке. Лицо энергичное, особенно хороши были глаза из под густых бровей, как у Льва Толстого. Он жаловался на издателя, который требовал, чтобы у Мороза был в самом деле красный нос.
Кроме этого,он приносил мне и другие рисунки, также сделанные для этого журнала: лес, озеро, на нем водоросли, около воды- женская фигура.
Я думаю, можно было бы разыскать журнал "Будильник" за 1880-81-82 года с рисунками Левитана. Вероятно, в нем было что-нибудь особенно талантливое, раз через 58 лет они не изгладились из памяти и я помню их со всеми подробностями.
Моя мать заказала ему портреты мой и моей сестры. Он нас нарисовал карандашами на желтовато- розовой бумаге. Портрет сестры моей ему скоро удался, а с моим пришлось повозиться. Он сделал два экземпляра, и то остался недоволен. Он был очень строг к своей работе.
На следующий год уроки возобновились. Рисовала я уже не с картинок, а с гипса: была гипсовая лошадь и голова Венеры. Долго я рисовала эту голову в разных поворотах. Это могло бы надоесть, но Левитан умел сделать свои уроки такими интересными, так умел объяснить красоту античной скульптуры, что его восхищение передавалось и заражало его маленькую ученицу.
Левитан глубоко любил и понимал искусство. Моя любовь к искусству, которая у меня до сих пор не угасла, зародилась несомненно под его влиянием.
В семье нашей, которой интересы к искусству не были чужды, все очень любили Левитана и интересовались его работами.
Зимой отцу пришлось поехать по делам в деревню. Левитан сказал, что он никогда не был в деревне зимой. Отец предложил ему поехать вместе с ним. От станции до деревни было верст 12. У Левитана было коротенькое, легонькое пальтишко. Отец, заметив, что он очень озяб, распахнул шубу, посадил Левитана к себе на колени и запахнул ее вместе с ним.
Деревня зимой произвела на Левитана громадное впечатление. Он ходил на лыжах по берегу Днепра, по снежным сугробам, потом издали зарисовывал свои следы.
В Третьяковской галерее есть одна его маленькая картина, кажется одна из первых его картин, которая туда попала- "Деревня зимой". Она была создана под впечатлением этой поездки.
Его очень заинтересовал вид овина ( там, где молотят и веют рожь). Большое, длинное, деревянное строение, внутри полумрак, освещение- маленький фонарь, движущиеся фигуры молотильщиков, воздух полон мякиной, которая тучей вылетает из ворот и освещенная солнцем, превращается в золотую пыль. Он говорил, что передать на полотне очень трудно эту игру света и тени, переход от почти полного мрака к яркому свету зимнего солнечного дня.
В 1938 году на выставке картин Левитана я увидела эту картину, изображающую овин, так именно как он его описывал когда-то. Этой картины в галерее раньше не было.
Как то он с отцом были у него на квартире около Красных Ворот. Очень высоко, крохотная комнатушка с большим окном, вид на крыши и на небо. На полу- гора набросков на кусках полотна: всевозможные виды облаков, тучи и белые барашки, и темные грозовые тучи и розовые, и золотистые облака заката. Это были эскизы для его будущих великих произведений.
На мольберте начатый портрет старой женщины, заказанный ему с фотографии. Единственное указание, которое ему было сделано заказчиком- бледная старушка.
Была там еще одна большая картина: деревенская улица после дождя. С боков избы размытая дорога, по дороге течет ручей, дети играют в воде. Этой картины на выставке я не видела.
Ко дню моего рождения Левитан подарил мне один свой рисунок: аллея, по аллее идет дама. "Аллея скучная и дама скучная"- так он охарактеризовал этот рисунок. В Третьяковской Галерее есть такая же картина под названием " Осень в Сокольниках".Это была первая картина, купленная Третьяковым у восемнадцатилетнего И. Левитана. П. М. Третьяков своим исключительным чутьем предугадал в юном начинающем художнике будущего великого мастера.
В 1882 году мы уехали в деревню
и мои уроки рисования кончились. На прощание Левитан дал мне много ценных советов: ничего не копировать, рисовать с натуры. " Видишь телегу- рисуй телегу, видишь корову – рисуй корову, рисуй так, как видишь, старайся передать то, что чувствуешь, то настроение, которое создается у тебя при виде той или иной картины природы."
Прошло несколько лет, я потеряла его из вида, хотя имя его стало упоминаться в художественных кругах. Однажды встретила я его в Итальянской опере Мамонтова, где он, кажется, рисовал декорации. Я слышала, что будто бы он одно время работал на текстильной фабрике Прохорова по художественной раскраске материй.
Вот что было больше 50 лет тому назад, а воспоминания о Левитане , как о человеке исключительно интересном, обаятельном, живо и ярко до сих пор. Мне кажется, что из глубины полустолетия смотрят на меня его большие, большие черные глаза, то ласковые, иногда сердитые, если рисунок ему не нравился, а по большей части грустные.
Не могу не отметить его добросовестное отношение к урокам: какой интерес было ему, человеку с таким дарованием учить рисовать маленькую девочку. Он не относился к этим урокам формально. Нет, он вкладывал в эти уроки столько внимания, столько души, столько желания внушить истинное понимание и любовь к искусству.
Мне бы не хотелось, что бы мои воспоминания о Левитане умерли вместе со мной, для меня была бы радость , если бы эти строки сыграли роль маленьких песчинок, увеличивающих его и без того огромный памятник.
Елена Федоровна являлась родной тетей мужа Наташи Шапориной.
Жила она в Подмосковье. И когда было в 1944 году разрешено возвращаться из эвакуации в Москву, она приютила всю семью Князевых-Шапориных у себя. Она обожала Наташу. И не скрывала своего отношения к племяннику, который к этому времени фактически бросил свою семью в очень тяжелом положении. Только благодаря ей Наташе с детьми удалось выжить в эти тяжелые дни, пока они не вернулись домой в Ленинград. "Ты святая»-часто говорила Елена Федоровна Наташе, видя, как та жила с двумя своими детьми и племянником Алешей .
В семье у нас к исскуству относились с большой любовью, у отца В.В.Яковлева была большая коллекция гравюр. Была полная серия гравюр Одрана с картин Ле Брена, изображающая поход Александра Великого и много других редких гравюр, был подлинник Бруни, картины Сверчкова.
Родители решили, что пора начинать мне брать уроки рисования, к чему у меня была большая склонность. По рекомендации одной знакомой приглашен был преподаватель рисования, ученик московской Школы Живописи и Ваяния.
Пришел очень молодой человек, черноволосый, с большими черными глазами, сказал, что зовут его Исаак Ильич Левитан. Юный преподаватель в то время видимо еще не был особенно опытным педагогом и вместо того, чтобы заставить меня рисовать с натуры, он велел купить особые альбомы о Модельяни. Как сейчас вижу эти тетрадки в желтеньких обложках, в которых находились листки с рисунками, изображающими разных животных, коров, лошадей, овец-только контуры, без ретуши. Я должна была их копировать.
Помню его указания: набросать штрихами общий вид, потом уже нарисовать подробности. Внимательно смотри, что чему равняется и что против чего находится.
Потом появились рисунки с тушевкой.Иногда он приносил свои собственные рисунки. В это время он рисовал для иллюстрированного журнала" Будильник". Заказано ему было нарисовать "Мороз-Красный Нос". Он мне его приносил. Мороз был изображен в виде старика с седой бородой, в мохнатой шапке. Лицо энергичное, особенно хороши были глаза из под густых бровей, как у Льва Толстого. Он жаловался на издателя, который требовал, чтобы у Мороза был в самом деле красный нос.
Кроме этого,он приносил мне и другие рисунки, также сделанные для этого журнала: лес, озеро, на нем водоросли, около воды- женская фигура.
Я думаю, можно было бы разыскать журнал "Будильник" за 1880-81-82 года с рисунками Левитана. Вероятно, в нем было что-нибудь особенно талантливое, раз через 58 лет они не изгладились из памяти и я помню их со всеми подробностями.
Моя мать заказала ему портреты мой и моей сестры. Он нас нарисовал карандашами на желтовато- розовой бумаге. Портрет сестры моей ему скоро удался, а с моим пришлось повозиться. Он сделал два экземпляра, и то остался недоволен. Он был очень строг к своей работе.
На следующий год уроки возобновились. Рисовала я уже не с картинок, а с гипса: была гипсовая лошадь и голова Венеры. Долго я рисовала эту голову в разных поворотах. Это могло бы надоесть, но Левитан умел сделать свои уроки такими интересными, так умел объяснить красоту античной скульптуры, что его восхищение передавалось и заражало его маленькую ученицу.
Левитан глубоко любил и понимал искусство. Моя любовь к искусству, которая у меня до сих пор не угасла, зародилась несомненно под его влиянием.
 |
| Елена Федоровна с семьей в Ялте |
Зимой отцу пришлось поехать по делам в деревню. Левитан сказал, что он никогда не был в деревне зимой. Отец предложил ему поехать вместе с ним. От станции до деревни было верст 12. У Левитана было коротенькое, легонькое пальтишко. Отец, заметив, что он очень озяб, распахнул шубу, посадил Левитана к себе на колени и запахнул ее вместе с ним.
Деревня зимой произвела на Левитана громадное впечатление. Он ходил на лыжах по берегу Днепра, по снежным сугробам, потом издали зарисовывал свои следы.
 |
| И.И. Левитан |
Его очень заинтересовал вид овина ( там, где молотят и веют рожь). Большое, длинное, деревянное строение, внутри полумрак, освещение- маленький фонарь, движущиеся фигуры молотильщиков, воздух полон мякиной, которая тучей вылетает из ворот и освещенная солнцем, превращается в золотую пыль. Он говорил, что передать на полотне очень трудно эту игру света и тени, переход от почти полного мрака к яркому свету зимнего солнечного дня.
В 1938 году на выставке картин Левитана я увидела эту картину, изображающую овин, так именно как он его описывал когда-то. Этой картины в галерее раньше не было.
Как то он с отцом были у него на квартире около Красных Ворот. Очень высоко, крохотная комнатушка с большим окном, вид на крыши и на небо. На полу- гора набросков на кусках полотна: всевозможные виды облаков, тучи и белые барашки, и темные грозовые тучи и розовые, и золотистые облака заката. Это были эскизы для его будущих великих произведений.
На мольберте начатый портрет старой женщины, заказанный ему с фотографии. Единственное указание, которое ему было сделано заказчиком- бледная старушка.
Была там еще одна большая картина: деревенская улица после дождя. С боков избы размытая дорога, по дороге течет ручей, дети играют в воде. Этой картины на выставке я не видела.
Ко дню моего рождения Левитан подарил мне один свой рисунок: аллея, по аллее идет дама. "Аллея скучная и дама скучная"- так он охарактеризовал этот рисунок. В Третьяковской Галерее есть такая же картина под названием " Осень в Сокольниках".Это была первая картина, купленная Третьяковым у восемнадцатилетнего И. Левитана. П. М. Третьяков своим исключительным чутьем предугадал в юном начинающем художнике будущего великого мастера.
В 1882 году мы уехали в деревню
 |
| Имение Ларино |
Прошло несколько лет, я потеряла его из вида, хотя имя его стало упоминаться в художественных кругах. Однажды встретила я его в Итальянской опере Мамонтова, где он, кажется, рисовал декорации. Я слышала, что будто бы он одно время работал на текстильной фабрике Прохорова по художественной раскраске материй.
Вот что было больше 50 лет тому назад, а воспоминания о Левитане , как о человеке исключительно интересном, обаятельном, живо и ярко до сих пор. Мне кажется, что из глубины полустолетия смотрят на меня его большие, большие черные глаза, то ласковые, иногда сердитые, если рисунок ему не нравился, а по большей части грустные.
Не могу не отметить его добросовестное отношение к урокам: какой интерес было ему, человеку с таким дарованием учить рисовать маленькую девочку. Он не относился к этим урокам формально. Нет, он вкладывал в эти уроки столько внимания, столько души, столько желания внушить истинное понимание и любовь к искусству.
Мне бы не хотелось, что бы мои воспоминания о Левитане умерли вместе со мной, для меня была бы радость , если бы эти строки сыграли роль маленьких песчинок, увеличивающих его и без того огромный памятник.
 |
| Елена Федоровна за семейным столом с Любовью Шапориной-Яковлевой в имении Ларино |
Комментариев нет:
Отправить комментарий