суббота, 3 декабря 2016 г.

"Блокадные дневники" Л. В. Шапорина. Неопубликованное...

     Начало 60-х годов. Ленинград. Наташа Шапорина
Наташа Шапорина перед отъездом в Ригу
собирает вещи, готовится к переезду в Ригу. Она нашла неплохой вариант обмена своей комнаты на Кирочной в квартире своей свекрови Любови Васильевны Шапориной на двухкомнатную квартиру в столице Советской Латвии. Туда уже переехал ее хороший знакомый Валя Пикуль, подруга  Лялька со всей семьей , да и устала она жить под одной крышей с мамой бывшего уже совсем чужого мужа. Сын легко согласился на переезд, а старшая дочь Соня отказалась. осталась жить с бабушкой. Был нанят грузовик, собран нехитрый скарб- то, что не сгорело и не продалось за время блокады ,упакованы в коробки семейные фотографии, бумаги, книги и так случайно попали в Ригу и несколько отпечатанных листков из "Блокадных дневников" с помарками, исправлениями, сделанными Любовь Васильевной.Они пережили несколько квартирных обменов, ремонтов, к ним подбирались маленькие дети, но они остались, не пропали. И вот уже живя в свободной Латвии, внук Петр Васильевич  Шапорин
У школы

П. В. Шапорин в своей школе
начал подумывать о издании этих дневников, которые хранились в то время в Публичной библиотеке Ленинграда.Он все чаще и чаще заводит разговор о поездке в свой родной город.Наконец оформлена виза( он уже гражданин Латвии), куплен билет на автобус и проведя бессонную ночь в дороге, утром он уже шагает по улицам своего детства. В этот же день он берет пропуск в Публичку и начинает поиски бабушкиных архивов.И сразу выясняется, что они уже печатаются и скоро появятся в продаже. Один из работников, некто Сажин, приложил к ним свою руку. Петр Васильевич понимал, что ему будет трудно добиться справедливости в этом деле, находясь теперь уже в чужой стране, не зная ее законов. Грустное было его возвращение домой.И как память о бабушке и ее жизни остались эти несколько пожелтевших листков..

     6.12.1934.       Детское Село.
Мне приходится часто теперь ездить в Ленинград:ставлю с марионетками сатирическое обозрение Евгения Шварца к открытию Дома Писателей им. Маяковского в Новогоднюю ночь. Действующие лица обозрения: А.Н. Толстой, Ольга Форш, К. А. Федин, М. Э. Казаков, В. Я. Шишков и многие другие.
В вагоне узнаю про убийство Кирова. Как могло это случиться?
Киров был очень популярен, его так любили за простоту, за честность, за доступность. И личных врагов у него как будто не было.
Что это? Политическое убийство? Сведение старых счетов? Зависть?
Должно быть, нам еще долго оставаться в неведении. ...
По приезде звоню моему большому другу Е. П. Якуниной ( Елизавета Петровна Якунина, талантливейшая художница, много работавшая в театре): « Приезжайте, говорит, я вам многое расскажу».

 1 декабря ей позвонили из Смольного, просили никуда не уходить: в 6 часов за ней пришлют машину. Это не удивило Е. П. Ей уже не раз приходилось оформлять по поручению Смольного площади, мосты, дворцы.
У нее был безошибочный , безупречный вкус. Якунина с первого взгляда схватывала пропорции данного пространства, возможную игру красок, оттенков...
Смольный поразил ее необычным видом: пустые, тускло освещенные коридоры, странная, пугающая тишина.
Елизавета Петровна зашла в кабинет одного из секретарей узнать –какая ей предстоит работа.
За столом сидел человек, низко опустив голову на руки. Замерев, он выпрямился, у него было заплаканное лицо и распухшие глаза.
«Мы с вами должны сейчас ехать в Таврический дворец , надо оформить....»- он замолчал...Потом тихо:
  « Мироныча не стало».
Больше он ничего не добавил. И такой у него был скорбный вид, что Е. П. не решилась расспрашивать.
В Таврическом она узнала, что в этот самый день, 1-го декабря, Кирова застрелил в Смольном какой-то Николаев, коммунист, из первых, из ленинских  комсомольцев. Он арестован.
 Больше никто ничего не знал.
За сутки надо было создать траурное оформление овального зала, где на помосте будет стоять гроб Кирова; и круглого зала, через который предполагалось пропускать те тысячи людей, что придут проститься с любимым Миронычем.
Якунина вновь встретила здесь Уварова и тех молодых секретарей, которые так предупредительно всегда ей помогали во время предыдущих работ.
 Всю ночь привозили материалы, красные шелка, черный бархат для траурных стягов. Всю ночь и весь следующий день работали плотники, столяры, портнихи. обойщики, позолотчики.
 К 6 часам вечера все было готово. Красные с черной полосой широкие стяги спускались от самых верхних окон; величественно и строго был декорирован Таврический дворец.
В 6 часов раздались звуки траурного марша, гроб был внесен и поставлен на помост. Ждали правительство. Якунину уговаривали остаться, но сутки, проведенные на ногах, дали себя знать и она ( может быть к счастью), ушла домой. Ушла пешком, т.к. машина проехать не могла. Все улицы, ведущие к Таврическому дворцу, были запружены толпами народа, идущего проститься с Кировым.
7-го декабря, по дороге в город, я купила « Известия» . Газета в траурном обрамлении. На первой странице большой снимок: члены правительства несут урну с прахом Кирова. В первой паре Сталин и Ворошилов, за ними Молотов , Каганович, других трудно узнать.
Грозные статьи:
«Его подстерег враг коварный и подло- трусливый...
Враг напал на него сзади и пролилась кровь Кирова».
.... «Только поджигатели войны , заплечных дел мастера, злые ненавистники и вороги Советского Союза могли направить эту трижды проклятую , омерзительную руку в затылок прекраснейшего товарища, одного из крупнейших кормчих нашего государственного корабля....Над прахом дорогого учителя мы клянемся жестоко отомстить за его смерть»..(из речи Чудова. Известия.)
В вагоне только и речи, что о гибели Кирова. Называют убийцу, говорят, что он уже расстрелян, что будто бы расстреляно  еще 70 человек.
 - Почему 70? Разве за эти дни можно было произвести расследование? Это бабьи разговоры....
 -« Нет, 70, и этого мало! За Кирова надо тысячу расстрелять!»
Слова « расстрел» , « расстрелять», стали такими обычными в нашей повседневности, что смысл их был утрачен.
 Осталась шелуха, пустое сочетание звуков.
 Подлинное значение слова не доходило до сознания. Стерлось, как разменная монета.



Ленинград в марте 1935 года.
 10 марта.
3-го утром к нам, в Детское Село, приехала молоденькая девушка с поручением от жены композитора Николая Михайловича Стрельникова.
 -« Надежда Семеновна , говорит Нина, ни откуда не ждет помощи, кроме как от Шапорина».
1-го марта в 4 часа ночи пришли к Н. М. с обыском. Обыск был тщательный, перерыли даже все игрушки, вскрывали их, взяли игрушечные офицерские погоны и карточку священника,оставшуюся после старушки няни. « Понравилось ему»,- рассказывает Нина, - серебряное кольцо от салфетки, он и его взял, но я при нем же , у него на глазах, положила кольцо на место. Он ничего не сказал.»
« Стал он все белье из комода вытряхивать, а я ему говорю: « Как вы, гражданин, труда не уважаете, я это белье крахмалила, ночь гладила, а вы все перемяли».
Тут он стал аккуратнее вынимать.
 Известие об аресте Стрельникова меня поразило. Чем могло это быть вызвано?
С первых же дней революции Николай Михайлович стал работать вместе с Вл. Вл. Щербачевым в музыкальном отделе Наркомпроса.
Неповторимое время- те первые годы революции! Тогда закладывался фундамент советской культуры; в те труднейшие времена создавались новые формы жизни, новые формы театра. Люди были одержимы жаждой творчества, созидания.
К этой плеяде высоко талантливых и высокообразованных людей принадлежал и композитор Н. М. Стрельников. Он читал лекции по музыкальным вопросам в военных частях, клубах, заводах, был одним из видных сотрудников « Жизни Искусства», где вел музыкальный отдел. С 1922 года заведовал музыкальной частью в Театре Юных Зрителей.В 1927-28 году Н. М. Стрельников написал блестящую и остроумную оперетту « Холопка» , а в 1932-1933 годах – оперу « Беглец» Заведовал отделом, ведавшим назначением пенсий при увечьях на работе и профзаболеваниях.  Работал, и как работал, у всех на виду. А теперь- арест?
6-го марта утром слышу в передней меня кто-то спрашивает. И – на пороге Стрельников. Я очень обрадовалась, значит освобожден. Радость была преждевременной.
 5-го вечером ему объявили, что он должен собраться в 5-ти дневный срок , и 10-го марта выехать с семьей из Ленинграда. Он получил так называемый минус 15. Дали карту, предложили выбрать- он выбрал Саратов.
Состояние Николая Михайловича было близко к невменяемости.
 «Чем я заслужил, чтобы со мной поступали как с последним бродягой. Без объяснения причин, без суда и следствия хватают, высылают в пятидневный срок! В конце концов я ничего не имею против отъезда, - но дайте же собраться. У меня семья: жена, двое детей, племянница, архив, библиотека, работа....
Сколько раз я проходил мимо людей, у которых вероятно тоже горе; я не думал об этом. Я приехал к Вам, зная, что Вы мне друг. Перед чужими, посторонними я держусь, но больше не могу, не могу».
Он ходил взад и вперед по комнате, говорил, говорил не останавливаясь, в бессильном отчаянии, оскорбленный до глубины души.
Ю. А. Шапорин был в Москве и мне было известно, что 8-го марта состоится правительственный просмотр его оперы у Горького. Там будет  и Ягода.
В тот же день я послала с Московского вокзала телеграмму и спешные письма со всеми подробностями Юрию Александровичу и сыну, который у него гостил. Только бы письма дошли вовремя.
Хлопоты Союза Композиторов и Театра Юных Зрителей в Смольном , в НКВД были безуспешны.
8-го поехала к Стрельниковым, - квартира была вверх дном. Ящики, рогожи, соломы, упаковщики-все вещи на полу.
Надежда Семеновна сидит у окна, закрыв лицо руками и тихо плачет. Мальчики сдержанные, - спокойны.
Большую часть вещей решили брать с собой. Чего нельзя было брать, я предложила перевезти на Канонерскую в комнату Шапорина,- люстру, часть книг, картины.
 На 10-е в 8 вечера был назначен отъезд. Я пришла к ним.
  Отъезд не состоялся.
В 6 часов вечера к ним прибежали впопыхах два милиционера в страшном беспокойстве: « А ну, как, уже уехали?». Из Москвы по прямому проводу передано : « Приостановить».Хлопоты в Москве по видимому имели успех, что-то изменилось, но надолго ли- неизвестно.
Николай Михайлович заговорил о Шапорине, глаза его были полны слез, да и я чувствовала себя как после тяжелой болезни.
Стрельниковы продолжали сидеть на своих  ящиках, вопрос оставался открытым; лишь через два дня выяснилось, что их высылку отменили совсем.
 Прошло несколько дней. И потянулись, поползли слухи один другого невероятнее- тот арестован и другой, этих высылают... И еще, и еще. Называют известные имена. ...
Домоклов меч висел над М. Л. Лозинским и его семьей.
Крупнейший литературовед, лингвист, знающий все европейские языки, замечательный переводчик и поэт, собравший огромную библиотеку, приговорен к высылке из Ленинграда.
Впрочем, удивляться тут нечему: были же приговорены к ссылке в Сибирь в самом начале 20-х годов двадцать два ученых и профессора с всемирно известным Николаем Бердяевым во главе. Лишь благодаря заступничеству некоторых лиц , ссылку в Сибирь заменили высылкой за границу.  За Лозинского хлопотали Союз Писателей и А. Н. Толстой, гостивший тогда в Москве. Удалось отвести беду.
Вчера я репетирую в Союзе Писателей марионеточное обозрение к юбилею Чапыгина. Меня окликают. Вижу в дверях мою приятельницу, бледную и расстроенную: « Все Козловские арестованы, я еду к вам ( она жила у Козловских).
Все эти аресты и высылки необъяснимы, ничем не оправданы. И неотвратимы как стихийное бедствие. Никто не застрахован. Каждый вечер перед сном я приготовляю все необходимое на случай ареста.
Все мы без вины виноватые. Если ты не расстрелян, не сослан( и не выслан) , благодари только  счастливую случайность.
Зашла к Морозовым( Николай Александрович Морозов был директором института Лесгафта. До 1905 года- Шлиссельбургский узник. С его женой, Ксенией Александровной, мы дружили со школьной скамьи).У них то, думаю, наверно все спокойно- вот где я отдохну.
 У них полон дом людей, пришедших проститься. Высылают  семь сотрудников института Лесгафта, 3 семьи политкаторжан...
Спрашиваю шепотом у Николая Александровича: Чем вызваны эти высылки, где причина .
Он, тоже шепотом:
- Говорят, это ответ на убийство Кирова...Месть...
- Но причем же...
Николай Александрович только рукой махнул.
 Людей высылают в Вилюйск, Тургай, Атбасар, Кокчетав...
По слухам, непроверенным, высылают в такие места, где ездят только на верблюдах, и на север, где ездят только на собаках.
« По вас верблюды плачут, Любовь Васильевна»- сострила Н. В. Толстая.
 Не до острот сейчас.
 В несчастном Ленинграде стон стоит. Будь еще целы колокола, кажется, слышен был бы похоронный звон.
Высылка для многих смерть. Дима Уваров, юноша, больной туберкулезом и гемофилией, что будет он делать в Тургае с больной матерью, теткой и старой няней.?Чем заработает на хлеб?
Высылают детей, глубоких стариков, старух.
При обыске у писателя Пинегина следователь заметил фотографию полярного исследователя Седова. « Знаем мы вас, карточки царских офицеров на стенки вешаете!»
Март месяц. Словно какая-то ужасная, из страшного сна лавина проползла  над городом, разрушая семьи, дома...
Все это настолько неправдоподобно, что вот было и есть, и не веришь.
13 марта мне позвонила из города Лидия Павловна Брюллова, по мужу Владимирова. Меня не было дома. Утром 14-го звоню им.Соседка отвечает: «Лидия Павловна ушла по делам, 16-го они уезжают».-Куда?- « В Казахстан, все трое». Мы были знакомы с Лидой с юных лет.
В 3 часа я была у них. Разгромленная комната, голые стены. Люди входят, выносят вещи. В соседней комнате, тоже пустой и голой, стоит рояль. Около него группа молодежи. Кто-то наигрывает « Под крышами Парижа»
 Это товарищи старшего сына Владимировых, умершего несколько лет тому назад от туберкулеза. Они помогают укладываться, упаковываться. ...Столько дела и так мало дней. Надо спешить.
 Рояль уже продан. В последний раз юноши играют на нем любимые песенки ушедшего друга.
Месяц тому назад мы пили у них чай, было так уютно. Они спокойны, особенно Лида и Наташа, хотя на них лица нет, побледнели, похудели. Прекрасные карие глаза Лиды стали еще больше, провалились. Наташа что-то все время стирает, напевая веселые песенки. Ей 18 лет, она очень хорошенькая.
12-го марта был обыск. Следователь перерыл все бумаги и отложил номер газеты « Новое время» с некрологом Павла Александровича Брюллова-отца Лидии Павловны, художника, племянника знаменитого Карла Брюллова.
-Назовите всех графов и князей, с которыми вы знакомы,- потребовал следователь.
-Среди моих знакомых нет ни князей, ни графов, - отвечал Д. П. Владимиров. –А это что?- следователь торжественно потряс номером « Новой газеты»-« Он же был императорский, а вы говорите»...
В некрологе черным по белому стояло: « П.А. Брюллов, профессор императорской Академии Художеств».
День отьезда был назначен на 15-ое марта. Еле удалось выторговать еще один день.
 Ехать в Кокчетав в Казахстане. Рояль, шкаф удалось продать, кое-что распихали по знакомым.
Лида рассказывала, как трогательно провожали, вернее прощались с ней в Театре Юных Зрителей, где она проработала 12 лет управделами. –« У нас в ТЮЗе,говорит она, замечательно хоронят, будь это уборщица или артист. Трогательно и сердечно. И вот мне заживо пришлось пережить свои похороны, только пения не было; со мной прощались». Мы с Лидой решили, чтобы наши дети зарегистрировались. Это даст возможность девочке остаться в Ленинграде, кончить драматическую студию С. Радлова.
С сыном я договорилась об этом накануне. А с Наташей они порешили все в пять минут и он стал дозваниваться в НКВД. Ему ответили, что нужно подтверждение его отца, только в этом случае они разрешат девочке остаться.
15 марта сын уехал в Москву. Он говорил мне потом, что ходил по улицам и плакал. На вокзале, когда он посылал телеграмму отцу, рядом с ним юноша тоже писал телеграмму. Сын невольно прочел: « Бубнову, копия Сталину отца высылают, осталось два месяца окончания ВУЗа умоляю разрешить»...Наивный дурачек!
Я каждый день бывала у Владимировых. Пришла и 16-го перед отъездом: комната голая, мы сидели у соседки. Милая  З. Я. М. Принесла валенки.
Все поехали на вокзал, я осталась поджидать спасительную телеграмму из Москвы. Не дождалась и уехала. Сердце сжималось, когда я подъезжала к вокзалу. Было страшно. Но того, что я там увидела, не расскажешь, не передашь.
Несметные толпы на перроне. Какая-то мгла в городе, может быть, дым.
Казалось, горит город, дома охвачены пламенем и пожар выгнал на улицу тысячи обездоленных людей. Они пытаются спасти , что возможно из своего скарба, вынести из огня сколько хватит сил.
На платформе рояль, какие-то шкафы. Почему это все здесь? Верно, надеялись погрузить в поезд, но сил не хватило, а может быть у них и не приняли.
 Привычные, обжитые вещи, с ними больно расставаться. Ведь они стояли в семье десятки лет, около них подрастали поколения. ...
 Теперь все спешно продается за гроши, расплачиваются с шоферами грузовиков.
И слезы, слезы....Плачут уезжающие, плачут остающиеся, - на долго ли? Никто не уверен в завтрашнем дне.
Вагоны набиты до отказа.
В толпе нахожу Владимировых. Выдержка Лиды безгранична, Наташа улыбается поклонникам. Более взволнован Дмитрий Петрович. А у нас, провожающих, глаза полны слез. Как тут не плакать?
В толпе, у задней площадки, друзья провожают человека средних лет- это писатель Пинегин. С ними девочка лет 12-ти, его дочь. Высылка ее миновала. Она плачет навзрыд, прижимаясь к отцу. Надо прощаться. Поцелуи, слезы. Говорить никто не может. Лида не выдерживает и вся в слезах быстро поднимается на площадку.
Поезд трогается. Раздается крик- такой вопль отчаяния, что он перекрывает рыдания всей толпы. Это девочка Пинегина. Она бежит у вагона, того и гляди свалится под поезд. Отец прыгает на платформу, крепко обнимает ребенка, целует ее и на ускоряющемся ходу вскакивает в вагон.
Мы молча идем вместе с толпой за поездом, долго смотрим ему вслед, плачем и молча расходимся. Я боюсь заговорить. Нету сил.
В те же дни в « Вечерней красной газете» была заметка:
 « День птицы». В этот день все школьники, пионерские и комсомольские организации будут строить скворечники  и водружать их в садах и скверах, чтобы прилетающие птицы находили себе готовый кров.»
Трогательно!
16 марта Ю. А. Шапорин телеграфировал в НКВД, прося выделить из высылаемой семьи Владимировых дочь, являющуюся незарегистрированной женой его сына. Это была ложь, но как говорится, ложь во спасение, единственный способ задержать Наташу в Ленинграде.
На другой день, 17-го, пришло распоряжение- ссылка в Кокчетав заменяется –минус15.
Это была радостная весть. Они смогут поехать в Ташкент, где у Лиды есть родня. Я пошла в НКВД к следователю, который вел дело Владимировых, просила телеграфировать в Кокчетав о замене их ссылки. Обещал.
Мы известили Владимировых об этом, а оттуда с дороги, из Петропавловска, из Атбасара, телеграмма за телеграммой,распоряжение не переслали.Каждую неделю я наведывалась у следователя- ответ: послано.
В одно из моих посещений НКВД , пока я ждала аудиенции, пришла молодая женщина с девочкой лет двух на руках. Девочка славненькая, голубоглазая, улыбалась, а на щечках стояли две крупные слезинки.
Женщина вызвала следователя: « Я не могу завтра ехать, у меня нет ни гроша денег, куда я с ребенком без гроша поеду?»
-Продавайте вещи. – « Я продаю, но что я могу продать в три дня, связанная ребенком» Он ушел.
Она стала целовать девочку, целовала, как будто всю любовь хотела вложить в эти поцелуи, и приговаривала: « Чьи это глазки? – Мамины. А Туся чья? – Тоже мамина. – И опять целовала, верно черпая силы в своей любви.
Я не в силах была больше смотреть на нее. Следователь куда то их увел и чем дело кончилось, не знаю.
.... Опять жду следователя. У стола сидит пожилая интеллигентная женщина, мне видны только ее щека, седые волосы и очки.
- Гражданка, выбирайте скорей,- грубо кричит на нее следователь. Она растерянно отвечает: « Что же мне выбрать, я нигде никого не знаю». – Скорей, гражданка- ну, Вологду. Можно Вологду?
Поедет эта старуха в Вологду, а дальше что?
К следователю подбегает женщина помоложе. – Мы должны завтра ехать, а мужа все не выпускают из тюрьмы! Что же делать, что делать?
Надо добавить, что у всех этих жертв сразу отобрали паспорта, а в комиссионных магазинах перестали принимать вещи без предъявления паспорта. Люди бросают свой скарб, едут без гроша, без надежды на работу, неведомо куда.
Ходила я к этому следователю больше месяца. В последний раз он закричал на меня: « Да вы что,  гражданка, воображаете? Есть нам время еще телеграммы рассылать!»
Приятельница Владимировых была в Москве у военного прокурора- распоряжение было отправлено. ...
Но....26 марта 1936 года, ровно через год, Лида мне пишет: « Сидим в Кокчетаве среди бескрайних снегов, казахов и верблюдов и ждем, когда Атбасар перешлет по нашей телеграфной просьбе разрешение Ленинграда. Тогда двинемся в Ташкент. Ни в Кокчетаве, ни в Атбасаре работы не найти».
Владимировы вскоре переехали.
Не верю, не могу поверить. Высылают Тверского.
Константин Константинович Тверской ( Кузьмин- Караваев), главный режиссер Большого Драматического театра, заслуженный деятель искусств. Что же это такое?
Я давно была знакома с  Константином Константиновичем и дружила с ним. Он увлекался театром, знал театр, любил книги.
В 1913 году он вошел в небольшую группу передовых деятелей театра и они основали и издавали очень интересный театральный журнал « Любовь к трем апельсинам». Главным редактором был доктор Допертутто, т. е. Вс. Э . Мейерхольд.
1914 год. Первая мировая война. К. К. был все время на фронте, а с начала 18-го года или с конца 17-го уже работал в Петроградском Отделе театров и зрелищ, комиссаром которого была Мария Федоровна Андреева, красивая и умная жена Максима Горького.
В 18-м году я задумала организовать театр марионеток. Тверской увлекся этой затеей и помог мне осуществить эту мечту.
М. Ф. Андреева поддерживала и поощряла все новое и свежее.
Казалось, воздух тех дней и лет был насыщен бодростью и отвагой. Люди рвались к творческой работе. Это настроение было особенно ощутимо в театре. Недаром же побывавший тогда в России Герберт Уэллс был озадачен. Как же так, все гибнет , «Россия во мгле», а театры как ни в чем ни бывало стоят на своих местах, никто их не разрушает, они всегда полны, а некоторые даже....даже получают дотацию. Непостижимо!
« Гордый взор иноплеменный» не заметил, что творческая жизнь в театре тех лет не только не угасала, но била ключом и бурлила, как никогда еще.
Возникали новые театры:
В начале 1919 года открылся Большой Драматический театр с блестящим составом группы и классическим репертуаром. Открылся он « Дон Карлосом» с Монаховым в роли Филиппа II. Несколько позднее , в 20-ом году- Комическая опера, где Марджанов ставил одноактные оперы Моцарта, Чимарозы, Даницетти, Обера...
В 20-м же году Сергей Радлов создал блестящую Народную комедию.
Новая драма основана Грипичем, Тверским, Альперсом. Зародился первый Советский Государственный театр марионеток.
Этими людьми двигал азарт творчества. Хотелось добиться, не поддаться трудностям жизни. Лишения, холод, голод, вспыхивавшие эпидемии подстегивали мужество.
Мы ходили ( единственным видом транспорта были собственные ноги), ходили и повторяли:
                                Есть упоение в бою
                                И бездны страшной на краю....
Тверской, образованный, культурный, талантливый человек стоял в самой гуще этого движения.
А теперь- высылка.
Прихожу к нему проститься.
Комнаты пусты. Единственный стул стоит посередине, как неприкаянный.
« Вот, Любовь Васильевна, еще новый этап жизни. Вы уезжали за границу, - я думал, не вернетесь. Теперь я уезжаю-вернусь ли?»
Тверской ехал в Саратов, куда незадолго перед этим его приглашал для постановки  Драматический театр.
Константин Константинович Тверской не вернулся. Не вернулись и Владимировы.
Кого же высылают? По каким признакам? Что общего между всеми этими людьми?

ЭТО ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ. И В БОЛЬШИНСТВЕ СВОЕМ- КОРЕННЫЕ ПЕТЕРБУРЖЦЫ.

Предвоенные годы прошли в тревожном ожидании собственного ареста, но теплилась надежда, что это не произойдет, что всегда поможет Юрий Александрович. Он с Толстым в это время уже были обласканы в Москве, в Ленинграде жили оставленные их жены с детьми. В 1939 году у Васи Шапорина рождается маленькая Сонечка. Молодые продолжают учиться в Художественной академии, и заботы о малютке ложатся на плечи Любови Васильевны. Да и общественной деятельностью она не занимается. Почти все близкие друзья и знакомые или высланы, а кого-то уже и нет в живых, поэтому она вся уходит с головой в воспитательный процесс. А газеты с привычным пафосом рассказывают о новом мирном договоре между Германией и СССР, осуждают начавшуюся войну в Европе.Как то встретила своего семейного доктора на Невском. Как здоровье, как внучка? И шепотом о войне, не верит, что это не коснется нас. И когда в июне 1941 года это вдруг случилось, верить в это отказывались. В Ленинграде война заявила о себе огромным пожаром, горели продуктовые Бадаевские склады. В городе начинается паника, из магазинов выкупается все. Любовь Васильевна и так не была практичной женщиной, но как-то обходя уже пустые магазины, зашла в аптеку.Там еще что-то оставалось. Знакомая провизор предложила бутылочки с сиропом шиповника. Не думала тогда Любовь Васильевна, как он их спасет в начавшуюся блокаду. В первые дни войны у нее была возможность уехать с семьей из города, но кто тогда мог представить всю предстоящую  трагедию . Из рупоров уличных репродукторов неслись бравурные песни о геройской Красной армии. Вести с фронтов были не очень пугающими, да и разбить вероломного врага обещали уже к осени. Но не все  верили Совинформбюро. В город начинают просачиваться  пугающие слухи. Русских солдат разбивают и забирают в плен. Германские войска все ближе к центру России. И в сентябре город Ленинград был полностью окружен , больше не было возможности никуда уехать. В августе Любовь Васильевна пишет анонимное письмо в газету « Правда», т.к. боль за свою родину заставляет хоть что-то делать.  Открыто заявить она не посмела, слишком хорошо знала повадки власть имущих. Но и молчать больше не могла, хоть и понимала, что навряд ли это письмо опубликуют, а вот автора будут искать.  И фактически с этого письма начала вести она свои « Блокадные дневники».
- 16.07. 41. Я написала анонимное письмо Емельяну Ярославскому, адресовав его в « Правду». 
    -« Товарищ Ярославский, я сегодня уезжаю на фронт, чтобы не вернуться, чтобы не пережить позора моей родины, чтобы умереть за мою страну, за мою Россию, имя которой вы боитесь произнести даже в час смертельной опасности.И мне хочется сказать вам несколько слов по поводу вашей брошурки о великой отечественной войне советского народа. Это ведь только политическая этикетка, но не национальное понятие, нет страны, называемой совеция. 
Вы теперь охотно выставляете на поклонение поруганные вами же мощи Александра Невского, Дмитрия Донского и других, но слова Россия вы боитесь как черт ладана. 
И боитесь не напрасно. Сейчас ваша партия и советское правительство отчитываются перед Россией за свое 24-летнее царствование. 
Что имеете вы предъявить. 
Где несокрушимые оборонительные линии, напоминающие линии Маннергейма, Зигфрида, Мажино? 
Где стратеги и полководцы?
Вы, возведшие гигантские насыпи из человеческих тел; русский мужик, раскулаченный, загнанный и голодный отдает свою жизнь, обманутый и преданный вами. 
А стратеги? Начиная со славного адмирала Непенина, убитого матросами в 17-ом году по немецкой указке- до создания Красной армии Тухачевского, вы уничтожили всех военачальников, которые могли бы в грозный час противостоять немецкой стратегии. Вы зарезали Фрунзе, застрелили Котовского, убили Кирова, отравили Орджоникидзе. Вы боялись тени Наполеона, вы, оседлавшие революцию, боялись, как бы вас не вышибли из седла. Вы, захватившие власть, оседлали и кастрировали революцию, за которую боролись лучшие русские люди. 
Какими великими и мудрыми кажутся нам теперь русские цари Рюриковичи и Романовы- среди них предателей не было. А вы, залившие Россию кровью и обратившие ее в голодный застенок- вы предали и продали « священную советскую землю». Вы два года откармливали немцев, создав у нас промышленный голод, вы, расстрелявшие голову красной армии. Теперь предлагаете нам  идти за всем известными кретинами Буденным и Ворошиловым.  Ваш « глубоко народный командный состав» уже опозорил себя в финскую компанию и сейчас ведет не к победе, а к смерти самую храбрую в мире армию. 
Вы, захватившие власть в России разноплеменные коммунисты, помните, что вы держите сейчас великий экзамен, но не перед Россией, а перед историей. Всякая революция, великий идейный переворот, несущий в себе жизненно плодотворное зерно-победоносно проходит по всему миру. Александр Македонский пронес культуру Греции до истоков Ганга. Идеи французской революции прошли по Европе с Наполеоном. Вы лишь оказались загонщиками фашизма. 
Король оказался голым. 
Россия этого не простит.
                                                              Доброволец. 
Увы, не анонимно писать я не решилась.»
Долго решалась Любовь Васильевна отправить это письмо, но все-таки передумала делать это. И только приписала в конце листа: « Если бы я отослала, меня бы верно уже не было на свете- а пользы не было бы никакой. Им шкуру надо спасать». Так и осталось лежать это письмо в семейных бумагах, и давно нет на свете автора, а боль за Россию все так же пронзительна и в наши дни. 
Любовь Васильевна не уехала из блокадного города. Она даже ни разу не спустилась в бомбоубежище, но зажигалки тушить выходила всегда. Спасала работа, которая заставляла двигаться и за нее она получала рабочую карточку. А также чувство, что она не одна в этом городе, и надо как-то проведать друзей и помочь в чем-то им. Они  нередко собирались у кого-нибудь, пили подкрашенную водичку-чай, вели серьезные разговоры о своей судьбе и о судьбе своей родины. Чувства страха у них уже давно не было. Любовь Васильевна каждый прожитый день записывала в блокнот, так создавались ее известные « Блокадные дневники».

     - 23 октября 1943 год. Размышления у трамвайной остановки у Михайловской площади. Девятый час. Ни зги не видно. В небе то и дело вспыхивают зарницы. С трех часов я писала эскизы в Михайловском театре – и убедилась, что на эту работу при моем скудном питании  у меня сил не хватает. Устала, ослабла, и если бы мне пришлось месяц так проработать- я бы снова попала в больницу ( совсем недавно она уже лежала с приступом ) . Что же будет дальше? Я как-то оказалась неприспособленной к жизни, не умею зарабатывать деньги. Голодаю мучительно, карточки дополнительной не могу добиться. У меня ни денег, ни дров, ни сапог, ни бот, ни шубы. А надо отдавать долги О. Надимовой, надо послать девочкам (Старчаковым) денег и посылку, надо купить учебники и послать посылкою Наташе. Театральная знать получает литерные пайки и решила , что война и блокада кончились, а нам, художникам, снизили расценки. Вместо 12 рублей за метр  я получаю теперь- 4. Что делать, как жить? Руки опускаются, хочется умереть. А какое ужасное учреждение коммунальные квартиры. Сожительство людей разных культур, различных средств к существованию. Например, мне просто тяжело слышать все кухонные запахи от всех тех блюд, которые готовит милейшая Ольга Андриановна. Я вернулась домой- ни кусочка хлеба, ни зернышка крупы, вообще ничего. У них- вся плита заставлена  кастрюлями, сковородками со шпиками т. д. Все чудно пахнет. Каково это голодающему человеку. И на этой почве сколько зависти, преступлений- и мучений. Я пытаюсь « переключать» внимание, но под ложечкой болит. Что делать, что делать?  6.11.43.   
      -Сегодня  ровно два года, как в глазной лечебнице упала бомба. Анна Петровна рассказывала мне об одной погибшей молоденькой девушке. 
 Пассажирские поезда идут поздно ночью, а продуктовые пускают днем. Немецкое кольцо было прорвано на 14 километров – и там это место называют « коридором смерти». Путь там лежит по совершенно пустой местности, ни деревьев, ни кустика. Там немцы всегда обстреливают поезда и редкий день не бывает без убитых. И главным образом молодежь, девушки- комсомолки. Вся война на плечах молодежи. Я бываю теперь каждый день в госпитале на улице Мира 15. Там две с половиной тысячи раненых. Меня пригласили ставить кукольные номера с очень талантливой девушкой, работавшей до войны в Совхозно-колхозном театре  Валей Максименко. Я ставлю на ширмах кукольные номера. Солдаты бродят вокруг, кто рисует, кто поет. Даже в голову не приходит, что все эти веселые молодые люди только что из бойни, из ада вернулись. 
Сейчас пол-первого ночи. Где-то вдали все время грохочет канонада. А два года назад- эта ночь???
14.11.43.
Меня пугают слишком большие восторги Иденса и Хелла по поводу Московской конференции, восхищение Молотовым. Я слишком хорошо помню поездку Молотова в Берлин. Не верю я в большевисткие дипломатические способности. Орлова рассказывала: « С. Нюра, очень хорошая порядочная девушка, призвана на военную службу. Сейчас она проходит ученье, скоро пошлют в армию. Больные солдаты смеются, не бойся, не надолго, через четыре месяца вернешься (т.е. забеременеешь)»
Одна девушка вернулась, родила и теперь  живет с ребенком в общежитии. Товарки говорят, что она так издевается  над ребенком, что они ходили в милицию жаловаться . Она уходит на весь день, оставляет его одного. Целый день он не кормлен. При ней он кричит, мокрый, холодный, она не меняет пеленки. «Все равно»,-говорит она, если он выживет, я его куда нибудь в чемодане подброшу». Нюра в отчаянии «Что делать буду? Останешься где-нибудь с десятью солдатами- разве с ними справиться». Насколько немцы умнее поступают, везя за собой публичные дома. 
12.12.43.
В госпитале лежит тяжелобольной крупный работник НКВД. У него опухоль около 4-го желудочка( может быть я путаю) в задней части головы. На консилиуме решили оперировать. Операцию делал Бондарчук. Все было сделано благополучно, но опухоли не нашли. Больной ночью умер. Если бы оказалось, что диагноз был поставлен неправильно, были бы огромные неприятности. Даль сделал вскрытие и нашел опухоль, но в таком месте, что вырезать ее было невозможно.  « Я рассказал вам это, зная хорошее ваше отношение ко мне»-исповедовался мне Бондарчук. Анна Петровна, Даль, Бондарчук - все прекрасно ко мне относятся. В беде познаешь и друзей, и людей. 




Хочется побольше рассказать об авторе этих дневников, т. к. на судьбах таких людей создавалась история России, СССР.
    Любовь Васильевна из дворянского рода Яковлевых.
Имение Ларино
Семья Яковлевых в имении Ларино
Василий Васильевич Яковлев
Отец –Василий Васильевич Яковлев, коллежский советник, мама- Елена Михайловна, благородная ветвь от  князей Мордвиновых.
Семья Мордвиновых
 Имеются еще два брата, Вася и Саша. Детство в имении Ларино и юность в Москве и в Вильно беззаботны. В старших классах знакомится с Мандельштаммом. Люба заканчивает  Екатерининский  институт с золотой медалью, мальчики-кадетские корпуса. В 1904 году она уже современная эмансипированная девушка, для самообразования едет пожить в Мюнхен. В 1906 году переезжает в Париж, потом в Бретань, где останавливается у Мусатовых,семейных друзей. В 1911-1913 годах она  снова в Париже  в студии Матисса ....
 Продолжение следует...




Комментариев нет:

Отправить комментарий