Любовь Васильевна Яковлева-Шапорина
Это мать моего отца. Впервые я увидел ее в 1947 году, когда мы приехали в Ленинград из Москвы, а в Москву из Ярославской области из эвакуации, где я родился. Приехали мы втроем- моя мама, сестра Софья и я.
Поселились в бабушкиной квартире в центре на Кирочной улице. Мы с Софьей и мамой жили в большой 30-ти- метровой гостиной, бабушка в правой тоже большой комнате, а в левой комнате, в связи с уплотнением, тоже метров 25-ти жила Ольга Андриановна Колосова и в детской 14-ти метровой комнате жили сестры Мара и Галя-дочери знаменитого ленинградского журналиста Старчакова, расстрелянного в годы сталинских репрессий,которых в связи с тем, что и их мать Евгения Павловна находилась, как жена врага народа, в лагерях, в 1937 году моя бабушка взяла на воспитание. Помню, что в бабушкиной квартире, несмотря на послевоенное время, была очень хорошая и красивая мебель, в основном из красного дерева, прекрасная посуда, а бабушкина комната вообще напоминала музей. Как бабуле удалось в войну спасти всю эту красоту - одному Богу известно! Хотя из ее блокадных дневников можно предположить, что мебель в войну никто не покупал, разве что на растопку...
Для того, чтобы читатель понял, какой интересной личностью была бабушка, я сначала опишу ее комнату. Комната была большая, около 30-ти метров, но в ней было «тесновато» и читатель очень скоро поймет почему. Когда попадаешь в комнату, то проходишь, как - бы , по коридорчику, образованному, с одной стороны стеной, а с другой -тыльной стороной большого буфета из красного дерева, в котором у бабушки хранилась посуда, различная утварь, соленья, варенья и т.д. В этом буфете, как я выяснил значительно позже, находились всякие сладости и обязательная бутылочка марочного кагора. Нет, бабуля не была «любительницей» пригубить... Она была очень религиозным человеком, а кагор-вино церковное.
Итак, попадаешь в комнату и твоему взору открывается… На левой стене висело много прекрасных картин в шикарных рамах. Огромные портреты двух русских императоров - Павла I и Александра II (авторов этих картин, к сожалению не помню), большой портрет моего отца кисти Кузьмы Петрова-Водкина, далее два миниатюрных портрета акварелиста Соколова А.П. морской пейзаж французского мариниста Э. Изабе, писавшего в основном в Голландии. С этим морским пейзажем случилась любопытная история, но об этом чуть позже. Далее следовали два эскиза Кустодиева и гравюра А.Дюрера. Кроме этого, у бабушкиного изголовья, поскольку у этой стены стояла ее роскошная кровать, висели фотографии близких ей людей: двух родных братьев - Васи, который, кстати, на крейсере «Аврора» принимал участие в Цусимском сражение и во время него был тяжело ранен и Саши, которые были военными моряками, причем Вася был в морской форме мичмана, с двумя георгиевскими крестами, старшей сестры Лели и дочери Аленушки от брака с Ю.А.Шапориным, к сожалению, рано ушедшей из жизни, и моего отца Васи. Позже, после моего отъезда в Ригу, на этой стене появится и моя фотография.
Ближе к левому окну, около великолепного письменного стола, стоял небольшой шкаф из красного дерева, где у бабушки хранились важные бумаги, относящиеся к ее работе, а на верхней полочке стояли три великолепные палехские шкатулки, которые в отсутствие бабули я иногда показывал своим друзьям, но о шкатулках - особый разговор. О них речь пойдет чуть позже.Теперь переходим к письменному столу, который всегда вызывал у меня неописуемый интерес, поскольку в нем хранились самые, наверное, дорогие и редкие вещи, увидеть которые доводилось далеко не всякому. Итак, с левой стороны письменного стола, в нижних ящиках находилась коллекция древних монет, включая монету времен Александра Македонского, каменные топоры, наконечники для стрел, древние папирусы и прочая старина, причем все хранилось в отдельных коробочках с обязательными надписями. Дело в том, что в юности бабушка увлекалась археологией. В верхних ящиках хранились ее знаменитые архивы, дневники, включая и блокадный, которые она вела всю свою жизнь, переписка с родными, близкими и важными персонами, В ящиках правой стороны стола было тоже много бумаг, которые меня в то время не интересовали, а вот верхняя правая сторона стола, в виде небольшого шкафа, даже очень, меня интересовала, поскольку там хранились самые диковинные вещи. Ну, например, как можно было в раннем детстве, не хотеть увидеть старинный русский женский головной убор - кокошник, расшитый настоящим жемчугом? Или персидский боевой шлем, с инкрустациями и какими-то надписями, который, к тому же , можно было примерить?
На самом столе находились, стоящие рядком, всевозможные словари и справочники. Посередине стола стояла массивная чернильница из черного мрамора и старинное пресс-папье, а за чернильницей стояла в рамке фотография бабушкиного отца, Василия Васильевича Яковлева - очень красивого человека, с длинными волнистыми волосами, в мантии и с массивной цепью на шее. Он, кажется, был прокурором г. Вильно.
На правой стене комнаты находились сплошные стеллажи с книгами на французском, немецком, итальянском, латинском и английском языках. Были книги и на русском языке, ценнейшей из которых несомненно было посмертное издание А.С.Пушкина, 1837 или 1838 года. Ближе к окну над стеллажом висела изумительной красоты полка из черного дерева с амурчиками. К сожалению, у одного амура было сломано крыло, но от этого полка смотрелась даже как-то интереснее, я бы сказал, древнее. Всего стеллажей было четыре. На первом стыке стеллажей висела древнерусская кольчуга, а на втором стыке марионеточный Буратино на ниточках - бабушкина гордость. Там же , с правой стороны около книжных стеллажей, начиная от окна, стояли две необычайной красоты , напольные китайские вазы, примерно в метр высотой ( я маленький в них забирался целиком), большой, круглый, раздвижной обеденный стол и далее большое кресло-трон, в котором любила сиживать не только бабушка, но и многие известные люди Ленинграда. Заканчивалась правая сторона красивой угловой печкой, которой мы еще, какое-то время пользовались, пока пленные немцы не провели нам отопление. С левой стороны печки, у торцевой стены стоял платяной шкаф, тоже из красного дерева.
Еще у бабушки были два потрясающей красоты и очень дорогих бронзовых подсвечника, которые она в свое время продала известной театральной художнице Софье Юнович. Позже эти подсвечники попали в уголовную хронику Ленинграда, поскольку квартира Юнович была ограблена, а сама хозяйка убита.
Нельзя не сказать про бабушкину роскошную двуспальную кровать тоже из красного дерева, на которой еще маленьким леживал и я. После бабушкиной смерти эта кровать переехала в Москву и сейчас находится в квартире бывшего мужа моей сестры Софьи, реставратора икон – Иннокентия Ярославцева, а также про ночной столик, стоявший у ее кровати, на котором находился целый гомеопатический склад маленьких бутылочек с шариками, которые бабушка время от времени принимала. И вообще бабуля признавала только народную медицину – всевозможные травы и отвары. И еще на этом столике царственно возлежала очень красивая, и, видимо, очень дорогая Библия на металлической застежке. Бабушка очень гордилась этой «книгой книг» и мало кому давала ее в руки.
Люди, разбирающиеся в искусстве и особенно в предметах старины, конечно же понимают сколько все вышеперечисленное могло стоить... К величайшему сожалению большинство этих антикварных вещей были проданы моей сестрой неизвестно кому во много раз меньше номинальной стоимости, а часть – попросту украдена.
Так кем же была моя бабуля, если вспомнить все то, что находилось в ее комнате?
Попытаюсь рассказать все сам. Моя бабушка , урожденная Яковлева Любовь Васильевна, родилась в Санкт-Петербурге в 1879 году, в дворянской семье.
В семье было пятеро детей: старшая Леля (Елена Дейша) – дочь бабушкиной мамы от первого брака, Надя – утонувшая еще маленькой, Люба - моя бабушка и двое братьев – Вася и Саша. В семье говорили по-французски, как это было принято тогда в дворянских семьях. Знали и другие языки. Бабушка впоследствии знала блестяще французский, итальянский, немецкий, чуть хуже английский и латынь, понимала испанский и португальский. Помните, на каких языках были у нее книги на стеллажах? Бабушка с отличием закончила Екатерининский институт благородных девиц в С-Петербурге на Фонтанке 36. Я помню табели ее успеваемости. В них практически были одни десятки, которые вызвали восторг у моей жены, когда мы их рассматривали. К счастью, большую часть "Блокадных дневников" и других ценных бумаг бабуля успела сдать в Публичную библиотеку и в Пушкинский дом, но многие копии дневников, табели успеваемости в Екатерининском институте благородных девиц и другие ценные бумаги, которые я привез из Москвы после смерти моего отца, были коварно позаимствованы у нас в Риге одной ленинградской журналисткой, как она представилась моей маме, и позже о них упоминалось в «Гардиан», видимо, не без ее помощи.
Екатерининский институт давал своим воспитанницам очень неплохое гуманитарное образование. Думаю, что бабушка воспользовалась этим в полной мере и впоследствии это доказала. После окончания института она посещала художественную школу, где ее учителем был ставший впоследствии знаменитым художником, академиком - А.В.Маковский. Судя по ее воспоминаниям, все ученицы были в него влюблены. В письме к родителям бабушка про Маковского пишет: «У него один недостаток, что слишком красив и интересен». Думаю, что именно благодаря ему она стала очень неплохой художницей. Позже, в Париже , вместе со ставшей впоследствии известной художницей А.П. Остроумовой-Лебедевой, посещала художественную студию Анри Матисса. Кстати, бабушкина сестра Леля училась рисованию у самого Левитана – тогда еще студента Петербургской Академии художеств.
Однако главным местом в Париже для русских художников, поэтов и писателей начала 20-ого века было ателье художницы-графика Е.С.Кругликовой. Учениками ее в парижские годы (1907-1914) были уже известная нам А.П.Остроумова-Лебедева, а также Н.Я.Симонович-Ефимова, В.П,Белкин. Из этого же ателье вышла и моя бабушка, которая в 1908 году занималась в ее «Академии офорта» и там же познакомилась с Толстым. Эту же мастерскую посещал начинающий композитор Юрий Шапорин, который в 1913 станет мужем моей бабушки.
Когда же бабушка в 1918 году организует в Петрограде свой первый кукольный театр (марионеток), то даст работу вернувшейся из Парижа Е.С.Кругликовой и они поставят пьесу Гумилева. В конце 20-х - первой половине 30-х годов , моя бабушка станет ближайшим другом семьи Толстых. А сердечная дружба с Натальей Васильевной Крандиевской – Толстой, ее тремя сыновьями и их семьями сохраниться на всю жизнь, не смотря на то, что в 1935 году А.Н.Толстой уйдет от Натальи Васильевны. Но о дружбе с Толстыми – отдельный рассказ.
Поскольку сразу же после революции художественная интеллигенция осталась без заработков, то вынуждена была идти служить. На службе полагался паек. Появляется большое колличество всевозможных студий и театров. Именно в это трудное время бабушка и организовала «Первый государственный театр марионеток».
Поскольку я был внуком известного композитора и по его мнению имел абсолютный слух, бабуля сначала пыталась сделать из меня пианиста. Поскольку концертный рояль, который когда-то находился в нашей гостиной, дедушка- композитор забрал в Москву, бабуля быстро договорилась с мамой моего одноклассника Саши Рогожина, тетей Катей, чтобы я воспользовался их пианино. Я был принят в музыкальный класс Ленинградского Дворца пионеров, где посчитали за честь обучать внука советского музыкального «мэтра». Занимался я музыкой от силы три месяца,я был левша и рисование все-таки пересилило.
Свою любовь к рисованию и вообще к искусству бабушка сумела привить и мне. Вспоминается, как долгими зимними вечерами, бабуля доставала свои замечательные книги по искусству и мы «отправлялись в путешествие» по какому-нибудь музею. Бабушкины рассказы были очень интересными, поскольку она превосходно знала историю зарубежного искусства и побывала во многих европейских музеях. Ее «коньком», безусловно, были импрессионисты. О них она могла говорить часами. Уже будучи взрослым и читая биографии Ренуара, Мане, Моне, Дега, Тулуз-Лотрека, Ван Гога, Гогена и многих других у меня в памяти невольно возникали бабушкины рассказы. Кстати, все это пригодилось мне позже, при изучении истории искусств. По ее настоянию я перешел учиться в художественную школу при Высшем художественно-промышленном училище имени В.Мухиной, в Ленинграде, которую закончил в 1961 году. Это был первый выпуск художественной школы, чем я особенно горжусь. Вот тут настало время вспомнить про забавную историю с одним морским пейзажем. По-моему, это случилось в 1960 году. Дело в том, что во время учебы в художественной школе учитель по истории искусств обязывал нас посещать все художественные выставки и после посещения делать доклады, в которых мы должны были описывать свои впечатления от увиденного. Итак, в Эрмитаж привезли французских и голландских маринистов 19 века. Наш художественный класс дружно рванул на выставку, купили буклеты и стали лицезреть « зарубежных мастеров холста и кисти». Придя домой, я стал с жаром рассказывать бабуле впечатления от увиденного, попутно взирая на стены ее комнаты и вдруг… О, Боже! Одна из картин с морским пейзажем уж очень походила на пейзаж одного из французских маринистов Э.Изабе, которая была в буклете. Показал бабушке, чем вызвал ее сильное волнение и замешательство. Сходство было бесспорным. Бабушка бросилась звонить своему другу-искусствоведу, историку средних веков, директору научной библиотеки Эрмитажа - Мике Гуковскому. Старик примчался довольно быстро, попросил меня снять со стены нужную картину, вынул ее из рамы и вооружившись лупой, которую вынул из бархатного мешочка, стал с волнением рассматривать морской пейзаж. Он смотрел и так и эдак, покрякивал, что-то про себя бормотал и наконец вынес свой вердикт. Картина действительно принадлежит кисти Эжена Изабе. Меня попросили выйти из комнаты. Вышел, но любопытство брало верх, я приложил ухо к двери и услышал заманчивые предложения, последовавшие от Мики, оставленные, однако, моей бабушкой без внимания, а я, после ухода маститого искусствоведа , получил от бабули десятку на мороженное за свою любознательность и наблюдательность. Надеюсь, читатель понял, что истинного автора этого морского пейзажа бабушка в точности не знала, а узнала только в связи с моим открытием.
Нужно сказать, что бабушка постоянно продолжала рисовать, вплоть до моего отъезда в Ригу, причем летом обязательно выезжала на этюды, в основном в Лугу или Печоры, где у нее были приятели, у которых она могла остановиться. Дважды и я ездил вместе с ней, когда уже учился в художественной школе.
Помните, я упоминал, что бабушка почти не пользовалась услугами врачей, а признавала в основном народную медицину. В детстве, мы с сестрой должны были утром, обязательно перед едой, выпить по столовой ложке рыбьего жира и заесть его кусочком черного хлеба с солью. Если у меня заболевало горло, то... Бабушка брала деревянную палочку длинной 15-20 сантиметров, один конец обматывала ватой и макала его в ...керосин, после чего смазывала больное горло. Разумеется, что керосин - это не чай с лимоном, горло начинало першить, появлялись признаки рвоты, но конечный эффект был потрясающим. Горло переставало болеть и поскольку у меня в детстве была хроническая ангина, можете представить сколько раз я подвергался этой экзекуции. Однако, говорю большое спасибо своей любимой бабулечке. Если же у меня начинался кашель, то бабуля обязательно смазывала мне на ночь грудь скипидаровой мазью, а до этого запаривала сухую горчицу, в которой я держал ноги. Но самое замечательное средство в борьбе с любым гриппом, которым я пользуюсь по бабушкину рецепту и по сей день - это: три-четыре раза в день полоскать рот подсолнечным маслом, причем его надо «жавкать» в ротовой полости до бела, а потом выплевывать. Далее, на ночь взять кусочек чеснока толщиной со спичку и длинной 1,5-2 сантиметра, обернуть его ваткой, сдавить, чтобы пошел сок и засунуть в уши. И последнее – питье или, так называемая, «бормотуха», состоящая из горячего чая, лучше всего липового, с добавлением лимона, меда или малинового варенья и обязательного коньяка или бальзама. Выпить перед сном две или три чашки. Причем, все вышеперечисленные противогриппозные средства надо принимать в комплексе. Этим средством я многие годы лечу всех своих домочадцев и многих друзей. Могу заверить, что очень даже помогает.
Если же случалось что-то серьезное, то у нас дома обязательно появлялся большой бабушкин друг, известный ленинградский врач, профессор Михал (Михаил) Леонтьевич Фарфель. Удивительный был старикан. Высокий, абсолютно лысый, всегда гладко выбритый, в роговых очках с сильными линзами, очень элегантный, от которого всегда очень приятно пахло. Он садился на краешек моей кровати, брал меня за руку и мягким, вкрадчивым голосом спрашивал: «Ну, что тебя, Петрушенец, беспокоит?» Потом он доставал свою неразлучную трубочку-стетоскоп и начинал меня прослушивать, после чего определял болезнь и назначал лечение. У Михал Леонтьевича была дочь Нина, которая была примерно ровесницей моей мамы. Нина знала несколько иностранных языков, работала в каком-то очень важном учреждении и была очень хорошей переводчицей. Мне кажется, что это с ее легкой руки моя мама стала заниматься этим ремеслом и переводила трофейные иностранные фильмы в кинотеатре «Спартак», которые я со своими друзьями мог посмотреть по нескольку раз. Многие из этих фильмов пускали специально ночью на Пасху, чтобы народ не ходил в церковь. Эта работа дала маме возможность «набить руку», чтобы впоследствии переводить иностранные фильмы в ленинградском, а потом и в рижском Доме Кино и работать с иностранными киноделегациями.
А с каким замечательными людьми дружила моя бабушка! Большинство из них бывали у нас дома и со многими мне приходилось общаться. С другими бабушка дружила с дореволюционных времен и в советское время. Тогда они общались в Детском Селе, где жили Шапорины.
Композиторы: Д.Д.Шостакович, которого я маленький называл «Димититя» и который, кстати, был тапером на свадьбе моих родителей, С.С.Прокофьев, Н.Я.Мясковский, Г.Н.Попов, В.М.Богданов-Березовский, М.И.Чулаки, с сыном которого-тоже Мишей я был в композиторском пионерском лагере в Ольгино под Ленинградом, А.И.Хачатурян, пианистка М.В.Юдина, дирижеры А.В.Гаук, Е.А.Мравинский, художники: А.П.Остроумова-Лебедева, Н.Э.Радлов, Н.И.Альтман, Е.П.Якунина А.В.Щекатихина-Потоцкая, писатели, поэты и переводчики: А.Н.Толстой, А.А.Ахматова, К.А.Федин, В.Я.Шишков, Н.С.Тихонов, Е.М.Тагер, Н.Л.Дилакторская, М.Л.Лозинский, Н.В.Крандиевская-Толстая. Была знакома с Н.К. Рерихом и его женой Е.И. Шапошниковой и многими, многими другими.
Теперь настало время рассказать немного о дружбе Шапориных и Толстых. Дело в том, что сразу же по возвращению А.Н.Толстого в Россию, Ю.А.Шапорин начинает писать музыку для его сочинений, а к 100-летнему юбилею восстания декабристов он хочет написать оперу о них. Либретто предлагается писать Толстому и историку Щеголеву. Первоначально либретто называется «Полина Гебль» по имени француженки Жаннеты Гебль, вышедшей замуж за декабриста Ивана Анненкова и последовавшей за ним на каторгу.В чем же была привлекательность этого замысла? А в том, что Франция была близка и Шапорину, и Толстому, поскольку оба годы ученичества провели там. Опера строится на контрасте солнечной Франции и хмурой, холодной России. Однако, работа над оперой двигается медленно, полученные авансы накапливаются, отношения с театральными деятелями сильно ухудшаются. На многочисленные просьбы прислать клавир оперы Шапорин не отвечает...В среде композиторов его будут величать «Дедушкой русского аванса». В этот сложный для деда момент ему на помощь приходит бабушка. Она становится его сотрудницей и ,фактически, берет на себя всю организационную работу. Она делала всю черновую работу исследователя, поскольку дед плохо знал эпоху, разыскивала старинные сборники фольклора и стихи поэтов-декабристов. Естественно все это вызывало еще большее негативное отношение как к бабушке, так и к опере. Записи бабушки позволяют увидеть все тонкости работы над либретто.
Помню, как в классе 4-ом или 5-ом я должен был прочесть бабушке, выученный мной стих из школьной программы. Я всегда читал ей стихи, а если ей что-то не нравилось она меня поправляла и читала, как нужно. Итак, вхожу в комнату, чтобы прочесть стих и вижу у нее гостью, которая вальяжно восседает в почетном кресле – троне. Дама была довольно полной, лет примерно 65 – 70, с орлиным носом, но очень добрыми глазами. Бабушка, обращаясь к этой женщине говорит: «А это . Анна Андреевна, мой внучонок Петруша. Он пришел мне стихи прочитать. Давайте, послушаем!» Я, конечно, засмущался от присутствия незнакомой женщины, но стихи читать стал, причем старался делать это выразительно, именно так, как учила меня бабушка. Даме, кажется, мое прочтение понравилось, она заулыбалась и одобрительно закивала. Потом она посадила меня на колени, погладила по голове и что-то начала спрашивать. Кем же оказалась эта дама? Да, дорогой читатель, это была Анна Андреевна Ахматова! Как впоследствии шутили мои коллеги, что попа маленького Петра Васильевича знавала в детстве коленки самой Анны Ахматовой! Я вспомнил эту забавную историю, в связи с тем, что бабушка не просто дружила с Ахматовой, но и неоднократно ее рисовала. Где сейчас эти рисунки – никто не знает...
В своих дневниках, особенно блокадного периода, бабушка описывает свои встречи с Анной Андреевной с большой симпатией и теплотой. После переезда Ахматовой в Москву они виделись гораздо реже, но взаимная симпатия и уважение остались до самой смерти.
Это мать моего отца. Впервые я увидел ее в 1947 году, когда мы приехали в Ленинград из Москвы, а в Москву из Ярославской области из эвакуации, где я родился. Приехали мы втроем- моя мама, сестра Софья и я.
 |
| Перед возвращением из эвакуации. |
Для того, чтобы читатель понял, какой интересной личностью была бабушка, я сначала опишу ее комнату. Комната была большая, около 30-ти метров, но в ней было «тесновато» и читатель очень скоро поймет почему. Когда попадаешь в комнату, то проходишь, как - бы , по коридорчику, образованному, с одной стороны стеной, а с другой -тыльной стороной большого буфета из красного дерева, в котором у бабушки хранилась посуда, различная утварь, соленья, варенья и т.д. В этом буфете, как я выяснил значительно позже, находились всякие сладости и обязательная бутылочка марочного кагора. Нет, бабуля не была «любительницей» пригубить... Она была очень религиозным человеком, а кагор-вино церковное.
Итак, попадаешь в комнату и твоему взору открывается… На левой стене висело много прекрасных картин в шикарных рамах. Огромные портреты двух русских императоров - Павла I и Александра II (авторов этих картин, к сожалению не помню), большой портрет моего отца кисти Кузьмы Петрова-Водкина, далее два миниатюрных портрета акварелиста Соколова А.П. морской пейзаж французского мариниста Э. Изабе, писавшего в основном в Голландии. С этим морским пейзажем случилась любопытная история, но об этом чуть позже. Далее следовали два эскиза Кустодиева и гравюра А.Дюрера. Кроме этого, у бабушкиного изголовья, поскольку у этой стены стояла ее роскошная кровать, висели фотографии близких ей людей: двух родных братьев - Васи, который, кстати, на крейсере «Аврора» принимал участие в Цусимском сражение и во время него был тяжело ранен и Саши, которые были военными моряками, причем Вася был в морской форме мичмана, с двумя георгиевскими крестами, старшей сестры Лели и дочери Аленушки от брака с Ю.А.Шапориным, к сожалению, рано ушедшей из жизни, и моего отца Васи. Позже, после моего отъезда в Ригу, на этой стене появится и моя фотография.
Ближе к левому окну, около великолепного письменного стола, стоял небольшой шкаф из красного дерева, где у бабушки хранились важные бумаги, относящиеся к ее работе, а на верхней полочке стояли три великолепные палехские шкатулки, которые в отсутствие бабули я иногда показывал своим друзьям, но о шкатулках - особый разговор. О них речь пойдет чуть позже.Теперь переходим к письменному столу, который всегда вызывал у меня неописуемый интерес, поскольку в нем хранились самые, наверное, дорогие и редкие вещи, увидеть которые доводилось далеко не всякому. Итак, с левой стороны письменного стола, в нижних ящиках находилась коллекция древних монет, включая монету времен Александра Македонского, каменные топоры, наконечники для стрел, древние папирусы и прочая старина, причем все хранилось в отдельных коробочках с обязательными надписями. Дело в том, что в юности бабушка увлекалась археологией. В верхних ящиках хранились ее знаменитые архивы, дневники, включая и блокадный, которые она вела всю свою жизнь, переписка с родными, близкими и важными персонами, В ящиках правой стороны стола было тоже много бумаг, которые меня в то время не интересовали, а вот верхняя правая сторона стола, в виде небольшого шкафа, даже очень, меня интересовала, поскольку там хранились самые диковинные вещи. Ну, например, как можно было в раннем детстве, не хотеть увидеть старинный русский женский головной убор - кокошник, расшитый настоящим жемчугом? Или персидский боевой шлем, с инкрустациями и какими-то надписями, который, к тому же , можно было примерить?
На самом столе находились, стоящие рядком, всевозможные словари и справочники. Посередине стола стояла массивная чернильница из черного мрамора и старинное пресс-папье, а за чернильницей стояла в рамке фотография бабушкиного отца, Василия Васильевича Яковлева - очень красивого человека, с длинными волнистыми волосами, в мантии и с массивной цепью на шее. Он, кажется, был прокурором г. Вильно.
На правой стене комнаты находились сплошные стеллажи с книгами на французском, немецком, итальянском, латинском и английском языках. Были книги и на русском языке, ценнейшей из которых несомненно было посмертное издание А.С.Пушкина, 1837 или 1838 года. Ближе к окну над стеллажом висела изумительной красоты полка из черного дерева с амурчиками. К сожалению, у одного амура было сломано крыло, но от этого полка смотрелась даже как-то интереснее, я бы сказал, древнее. Всего стеллажей было четыре. На первом стыке стеллажей висела древнерусская кольчуга, а на втором стыке марионеточный Буратино на ниточках - бабушкина гордость. Там же , с правой стороны около книжных стеллажей, начиная от окна, стояли две необычайной красоты , напольные китайские вазы, примерно в метр высотой ( я маленький в них забирался целиком), большой, круглый, раздвижной обеденный стол и далее большое кресло-трон, в котором любила сиживать не только бабушка, но и многие известные люди Ленинграда. Заканчивалась правая сторона красивой угловой печкой, которой мы еще, какое-то время пользовались, пока пленные немцы не провели нам отопление. С левой стороны печки, у торцевой стены стоял платяной шкаф, тоже из красного дерева.
Еще у бабушки были два потрясающей красоты и очень дорогих бронзовых подсвечника, которые она в свое время продала известной театральной художнице Софье Юнович. Позже эти подсвечники попали в уголовную хронику Ленинграда, поскольку квартира Юнович была ограблена, а сама хозяйка убита.
Люди, разбирающиеся в искусстве и особенно в предметах старины, конечно же понимают сколько все вышеперечисленное могло стоить... К величайшему сожалению большинство этих антикварных вещей были проданы моей сестрой неизвестно кому во много раз меньше номинальной стоимости, а часть – попросту украдена.
Так кем же была моя бабуля, если вспомнить все то, что находилось в ее комнате?
Попытаюсь рассказать все сам. Моя бабушка , урожденная Яковлева Любовь Васильевна, родилась в Санкт-Петербурге в 1879 году, в дворянской семье.
 |
| Сводная сестра Елена Дейша с семьей |
 |
| Любовь Васильевна в родительском доме |
Екатерининский институт давал своим воспитанницам очень неплохое гуманитарное образование. Думаю, что бабушка воспользовалась этим в полной мере и впоследствии это доказала. После окончания института она посещала художественную школу, где ее учителем был ставший впоследствии знаменитым художником, академиком - А.В.Маковский. Судя по ее воспоминаниям, все ученицы были в него влюблены. В письме к родителям бабушка про Маковского пишет: «У него один недостаток, что слишком красив и интересен». Думаю, что именно благодаря ему она стала очень неплохой художницей. Позже, в Париже , вместе со ставшей впоследствии известной художницей А.П. Остроумовой-Лебедевой, посещала художественную студию Анри Матисса. Кстати, бабушкина сестра Леля училась рисованию у самого Левитана – тогда еще студента Петербургской Академии художеств.
Однако главным местом в Париже для русских художников, поэтов и писателей начала 20-ого века было ателье художницы-графика Е.С.Кругликовой. Учениками ее в парижские годы (1907-1914) были уже известная нам А.П.Остроумова-Лебедева, а также Н.Я.Симонович-Ефимова, В.П,Белкин. Из этого же ателье вышла и моя бабушка, которая в 1908 году занималась в ее «Академии офорта» и там же познакомилась с Толстым. Эту же мастерскую посещал начинающий композитор Юрий Шапорин, который в 1913 станет мужем моей бабушки.
 |
| В центре Юрий Шапорин |
Поскольку сразу же после революции художественная интеллигенция осталась без заработков, то вынуждена была идти служить. На службе полагался паек. Появляется большое колличество всевозможных студий и театров. Именно в это трудное время бабушка и организовала «Первый государственный театр марионеток».
Поскольку я был внуком известного композитора и по его мнению имел абсолютный слух, бабуля сначала пыталась сделать из меня пианиста. Поскольку концертный рояль, который когда-то находился в нашей гостиной, дедушка- композитор забрал в Москву, бабуля быстро договорилась с мамой моего одноклассника Саши Рогожина, тетей Катей, чтобы я воспользовался их пианино. Я был принят в музыкальный класс Ленинградского Дворца пионеров, где посчитали за честь обучать внука советского музыкального «мэтра». Занимался я музыкой от силы три месяца,я был левша и рисование все-таки пересилило.
Свою любовь к рисованию и вообще к искусству бабушка сумела привить и мне. Вспоминается, как долгими зимними вечерами, бабуля доставала свои замечательные книги по искусству и мы «отправлялись в путешествие» по какому-нибудь музею. Бабушкины рассказы были очень интересными, поскольку она превосходно знала историю зарубежного искусства и побывала во многих европейских музеях. Ее «коньком», безусловно, были импрессионисты. О них она могла говорить часами. Уже будучи взрослым и читая биографии Ренуара, Мане, Моне, Дега, Тулуз-Лотрека, Ван Гога, Гогена и многих других у меня в памяти невольно возникали бабушкины рассказы. Кстати, все это пригодилось мне позже, при изучении истории искусств. По ее настоянию я перешел учиться в художественную школу при Высшем художественно-промышленном училище имени В.Мухиной, в Ленинграде, которую закончил в 1961 году. Это был первый выпуск художественной школы, чем я особенно горжусь. Вот тут настало время вспомнить про забавную историю с одним морским пейзажем. По-моему, это случилось в 1960 году. Дело в том, что во время учебы в художественной школе учитель по истории искусств обязывал нас посещать все художественные выставки и после посещения делать доклады, в которых мы должны были описывать свои впечатления от увиденного. Итак, в Эрмитаж привезли французских и голландских маринистов 19 века. Наш художественный класс дружно рванул на выставку, купили буклеты и стали лицезреть « зарубежных мастеров холста и кисти». Придя домой, я стал с жаром рассказывать бабуле впечатления от увиденного, попутно взирая на стены ее комнаты и вдруг… О, Боже! Одна из картин с морским пейзажем уж очень походила на пейзаж одного из французских маринистов Э.Изабе, которая была в буклете. Показал бабушке, чем вызвал ее сильное волнение и замешательство. Сходство было бесспорным. Бабушка бросилась звонить своему другу-искусствоведу, историку средних веков, директору научной библиотеки Эрмитажа - Мике Гуковскому. Старик примчался довольно быстро, попросил меня снять со стены нужную картину, вынул ее из рамы и вооружившись лупой, которую вынул из бархатного мешочка, стал с волнением рассматривать морской пейзаж. Он смотрел и так и эдак, покрякивал, что-то про себя бормотал и наконец вынес свой вердикт. Картина действительно принадлежит кисти Эжена Изабе. Меня попросили выйти из комнаты. Вышел, но любопытство брало верх, я приложил ухо к двери и услышал заманчивые предложения, последовавшие от Мики, оставленные, однако, моей бабушкой без внимания, а я, после ухода маститого искусствоведа , получил от бабули десятку на мороженное за свою любознательность и наблюдательность. Надеюсь, читатель понял, что истинного автора этого морского пейзажа бабушка в точности не знала, а узнала только в связи с моим открытием.
Нужно сказать, что бабушка постоянно продолжала рисовать, вплоть до моего отъезда в Ригу, причем летом обязательно выезжала на этюды, в основном в Лугу или Печоры, где у нее были приятели, у которых она могла остановиться. Дважды и я ездил вместе с ней, когда уже учился в художественной школе.
Помните, я упоминал, что бабушка почти не пользовалась услугами врачей, а признавала в основном народную медицину. В детстве, мы с сестрой должны были утром, обязательно перед едой, выпить по столовой ложке рыбьего жира и заесть его кусочком черного хлеба с солью. Если у меня заболевало горло, то... Бабушка брала деревянную палочку длинной 15-20 сантиметров, один конец обматывала ватой и макала его в ...керосин, после чего смазывала больное горло. Разумеется, что керосин - это не чай с лимоном, горло начинало першить, появлялись признаки рвоты, но конечный эффект был потрясающим. Горло переставало болеть и поскольку у меня в детстве была хроническая ангина, можете представить сколько раз я подвергался этой экзекуции. Однако, говорю большое спасибо своей любимой бабулечке. Если же у меня начинался кашель, то бабуля обязательно смазывала мне на ночь грудь скипидаровой мазью, а до этого запаривала сухую горчицу, в которой я держал ноги. Но самое замечательное средство в борьбе с любым гриппом, которым я пользуюсь по бабушкину рецепту и по сей день - это: три-четыре раза в день полоскать рот подсолнечным маслом, причем его надо «жавкать» в ротовой полости до бела, а потом выплевывать. Далее, на ночь взять кусочек чеснока толщиной со спичку и длинной 1,5-2 сантиметра, обернуть его ваткой, сдавить, чтобы пошел сок и засунуть в уши. И последнее – питье или, так называемая, «бормотуха», состоящая из горячего чая, лучше всего липового, с добавлением лимона, меда или малинового варенья и обязательного коньяка или бальзама. Выпить перед сном две или три чашки. Причем, все вышеперечисленные противогриппозные средства надо принимать в комплексе. Этим средством я многие годы лечу всех своих домочадцев и многих друзей. Могу заверить, что очень даже помогает.
Если же случалось что-то серьезное, то у нас дома обязательно появлялся большой бабушкин друг, известный ленинградский врач, профессор Михал (Михаил) Леонтьевич Фарфель. Удивительный был старикан. Высокий, абсолютно лысый, всегда гладко выбритый, в роговых очках с сильными линзами, очень элегантный, от которого всегда очень приятно пахло. Он садился на краешек моей кровати, брал меня за руку и мягким, вкрадчивым голосом спрашивал: «Ну, что тебя, Петрушенец, беспокоит?» Потом он доставал свою неразлучную трубочку-стетоскоп и начинал меня прослушивать, после чего определял болезнь и назначал лечение. У Михал Леонтьевича была дочь Нина, которая была примерно ровесницей моей мамы. Нина знала несколько иностранных языков, работала в каком-то очень важном учреждении и была очень хорошей переводчицей. Мне кажется, что это с ее легкой руки моя мама стала заниматься этим ремеслом и переводила трофейные иностранные фильмы в кинотеатре «Спартак», которые я со своими друзьями мог посмотреть по нескольку раз. Многие из этих фильмов пускали специально ночью на Пасху, чтобы народ не ходил в церковь. Эта работа дала маме возможность «набить руку», чтобы впоследствии переводить иностранные фильмы в ленинградском, а потом и в рижском Доме Кино и работать с иностранными киноделегациями.
А с каким замечательными людьми дружила моя бабушка! Большинство из них бывали у нас дома и со многими мне приходилось общаться. С другими бабушка дружила с дореволюционных времен и в советское время. Тогда они общались в Детском Селе, где жили Шапорины.
 |
| На даче у Толстых в Детском Селе |
Теперь настало время рассказать немного о дружбе Шапориных и Толстых. Дело в том, что сразу же по возвращению А.Н.Толстого в Россию, Ю.А.Шапорин начинает писать музыку для его сочинений, а к 100-летнему юбилею восстания декабристов он хочет написать оперу о них. Либретто предлагается писать Толстому и историку Щеголеву. Первоначально либретто называется «Полина Гебль» по имени француженки Жаннеты Гебль, вышедшей замуж за декабриста Ивана Анненкова и последовавшей за ним на каторгу.В чем же была привлекательность этого замысла? А в том, что Франция была близка и Шапорину, и Толстому, поскольку оба годы ученичества провели там. Опера строится на контрасте солнечной Франции и хмурой, холодной России. Однако, работа над оперой двигается медленно, полученные авансы накапливаются, отношения с театральными деятелями сильно ухудшаются. На многочисленные просьбы прислать клавир оперы Шапорин не отвечает...В среде композиторов его будут величать «Дедушкой русского аванса». В этот сложный для деда момент ему на помощь приходит бабушка. Она становится его сотрудницей и ,фактически, берет на себя всю организационную работу. Она делала всю черновую работу исследователя, поскольку дед плохо знал эпоху, разыскивала старинные сборники фольклора и стихи поэтов-декабристов. Естественно все это вызывало еще большее негативное отношение как к бабушке, так и к опере. Записи бабушки позволяют увидеть все тонкости работы над либретто.
Помню, как в классе 4-ом или 5-ом я должен был прочесть бабушке, выученный мной стих из школьной программы. Я всегда читал ей стихи, а если ей что-то не нравилось она меня поправляла и читала, как нужно. Итак, вхожу в комнату, чтобы прочесть стих и вижу у нее гостью, которая вальяжно восседает в почетном кресле – троне. Дама была довольно полной, лет примерно 65 – 70, с орлиным носом, но очень добрыми глазами. Бабушка, обращаясь к этой женщине говорит: «А это . Анна Андреевна, мой внучонок Петруша. Он пришел мне стихи прочитать. Давайте, послушаем!» Я, конечно, засмущался от присутствия незнакомой женщины, но стихи читать стал, причем старался делать это выразительно, именно так, как учила меня бабушка. Даме, кажется, мое прочтение понравилось, она заулыбалась и одобрительно закивала. Потом она посадила меня на колени, погладила по голове и что-то начала спрашивать. Кем же оказалась эта дама? Да, дорогой читатель, это была Анна Андреевна Ахматова! Как впоследствии шутили мои коллеги, что попа маленького Петра Васильевича знавала в детстве коленки самой Анны Ахматовой! Я вспомнил эту забавную историю, в связи с тем, что бабушка не просто дружила с Ахматовой, но и неоднократно ее рисовала. Где сейчас эти рисунки – никто не знает...
В своих дневниках, особенно блокадного периода, бабушка описывает свои встречи с Анной Андреевной с большой симпатией и теплотой. После переезда Ахматовой в Москву они виделись гораздо реже, но взаимная симпатия и уважение остались до самой смерти.
Вот как бабушка вспоминает похороны Анны Андреевны Ахматовой. «Анна Андреевна умерла в Москве 5 марта 1966 года. По ее завещанию, она была перевезена в Ленинград, где ее отпевали в Никольском соборе, а хоронили в Комарово. Я была поражена огромным наплывом народа. Очень много молодежи. Анна Андреевна никогда не искала популярности, не выступала на концертах, не привлекала к себе внимания. А эта дань человеческого уважения была как шквал, поднявшаяся внезапно волна из глубины слоев сердца, вспомнившего те оскорбления и то горе, что Ахматовой пришлось перенести. И перенесла их не сморгнув, и с каким достоинством! Я была свидетельница».
Чаще других у нас бывала знаменитая художница – офортистка Анна Петровна Остроумова-Лебедева, мужем которой был акдемик Сергей Васильевич Лебедев, открывший синтетический каучук. С 1892 по 1900 Анна Петровна училась в Петербургской Академии художеств у В.В.Матэ и И.Е.Репина. Она была художницей большого многогранного таланта и яркого литературного дарования. Она оставила после себя множество рисунков, черных и цветных гравюр на дереве, литографий и акварелий. Они особенно подружились в блокаду. В своих «Автобиографических записках» Анна Петровна очень тепло отзывалась о моей бабушке, к которой она во время одной из бомбежек ходила ночевать вместе со своей помошницей Нюшей в ту самую знаменитую квартиру на Петра Лаврова. Кроме того моя бабушка и Анна Петровна встретились в Париже, сначала в мастерской у Е.Кругликовой, потом в студии Анри Матисса.
Никогда не забуду нескольких замечательных поездок на машине сначала по Ленинграду, а затем: первый раз в Павловск, следующий раз в Петергоф и последний раз в Пушкино вместе с Анной Петровной и моей бабушкой. Дело в том, что у Анны Петровны с мужем была автомашина -служебная «Эмка», любезно предоставленная им Ленинградскими властями. Думаю, что скорее всего академику Лебедеву по штату полагался легковой автомобиль. Уже позже я узнал от бабушки, что когда у нее были затруднения с деньгами, ей, совершенно бескорыстно помогала Анна Петровна.
После освобождения из сталинских лагерей в 1954 году, в 1956 году все-таки разрешили вернуться в Ленинград известной русской поэтессе, прозаику и мемуаристке-Елене Михайловне Тагер. Я прекрасно помню эту милую, видимо очень красивую в молодости, женщину, которую не сломили лагеря. Они очень дружили с бабушкой и думаю, что еще с довоенной поры. Она много раз бывала в нашем доме и когда она к нам приходила, бабуля почти всегда запирала дверь своей комнаты изнутри-это означало, как я понял много позже, что разговор шел о политике и существующем строе. Е.М.Тагер была знакома с Ю.Тыняновым, А.Блоком, О.Мандельштамом, А.Ахматовой, Н.Заболоцким, К.Чуковским, Е.Гинзбург, которая упоминает ее в своей книге «Крутой маршрут». В молодости Е.М.Тагер увлеклась творчеством А.С.Пушкина, что, наверное, очень сблизило их с моей бабушкой. К слову, у бабушки было два поэта-кумира. Первый-это, разумеется, Пушкин и второй-Гете, причем во время немецких бомбежек Ленинграда, как рассказывала мне бабушка, она всегда удивлялась, как эти варвары дали миру такого гения!!! Ниже я хочу напечатать стихи Елены Михайловны, написанные про тех «писателей и поэтов», которые не нашли в себе силы в трудную минуту сохранить достоинство и честь...
Мы слышали ваш благородный смешок,
Мы слышали ваш благородный смешок,
Амнистий мы не просили,
Мы наших товарищей клали в мешок,
И молча под сопки носили.
Задача для вас оказалась легка:
Дождавшись условного знака,
Добить Мандельштама, предать Пильняка,
И слопать живьем Пастернака.
Но вам, подписавшим кровавый контракт,
Но вам, подписавшим кровавый контракт,
В веках не дано отразиться.
А мы уцелели. Мы живы. Мы – факт!
А вам – никогда «не отмыться!»
Эти стихи я нашел в бабушкиных письмах, причем записанные бабушкой рукой, и как она рассказывала, Елена Михайловна немного изменили концовку.
Умерла Елена Михайловна 11 июля 1964 года. Ее нашли мертвой дома,сидящей на диване. Хоронили 15 июля. Гражданской панихиды не было, так как слишком сильно было разложение. Провожали гроб главным образом «колымчане» и некоторые старые друзья, вроде моей бабушки. Из писателей был один Луговской...
В своих дневниках бабушка пишет. «Засыпали могилу. Нина Ивановна Гогенторн напомнила мне слова Елены Михайловны, что на похоронах Пастернака самое сильное впечатление на нее произвело чтение его стихов. Нина Ивановна прочла два стиха Елены Михайловны. Я привезла с собой первое письмо Елены Михайловны ко мне из Мамлютки от февраля 1952 года, над которым я тогда расплакалась. Прочла его. Оно кончалось двумя стихотворениями.
И сейчас, через 12 лет читать эти строки спокойно нельзя. Надругательство над безвинным человеком, сознательное, беспощадное, бесцельное и безмозглое. Ох, Боже мой!»
Прислал в Ленинград телеграмму и Корней Иванович Чуковский. «Скорблю о преждевременной смерти Елены Михайловны Тагер. Живой укоризной встает перед нами обаятельный образ этой талантливой и благородной страдалицы».
Бывала у бабушки в гостях еще одна очень колоритная личность, знаменитая художница по фарфору-Александра Васильевна Щекатихина-Потоцкая, ставшая в начале 20 годов прошлого века гражданской женой еще более знаменитого художника-графика, в основном книжного и театрального Ивана Яковлевича Билибина. Александра Васильевна училась рисованию у Н.К.Рериха и у своего будущего мужа – И.Я.Билибина. В 1923 году она уезжает к Билибину в Египет, с 1925 года они с Билибиным живут в Париже, где она иллюстрирует книги и расписывает фарфор для Севрской мануфактуры. В 1936 году они с Билибиным возвращаются в Ленинград и она возобновляет работу на государственном фарфоровом заводе. Александра Васильевна участвовала в выставках объединения «Мир искусства».
Вспомнил я о ней потому, что в одном из бабушкиных писем она упоминает, как один из их общих с Рерихами знакомых, видимо очень не любивший Щекатихину, в письме к Н.К.Рериху в январе 1923 года писал: «А вот и ирония судьбы: прежде в Россию выписывали обезьян из Африки, а теперь Иван Яковлевич выписал Щекатихину в Каир. Неужели в Африке перевелись обезьяны? На прошлой неделе она покинула Петербург. Бедный Билибин». Они прожили несколько лет в Египте, что оставило несомненный след на ее манере одеваться. Александра Васильевна «явно симпатизировала» восточной моде, одевалась очень экстравагантно, особенно причудливыми были ее головные уборы, чем, собственно, она мне и запомнилась.
Сиживал в бабушкином знаменитом кресле-троне до войны и молодой Ираклий Андронников, которого привела к бабушке Наталья Васильевна Крандиевская-Толстая и который был уже вхож в толстовский дом. Как мне рассказывала бабуля, беседовали они в основном о литературе, и очень часто разговор у них шел о творчестве М.Ю.Лермонтова, которым увлекся Андронников, да так сильно, что в начале написал кандидатскую диссертацию по творчеству Лермонтова, а чуть позже написал про него же монографию, которую признали как докторскую диссертацию. Бывает и такое! Сын А.Н.Толстого Никита и мой отец дружили с Андронниковым. Помню, как в один из приездов в Москву мы с отцом зашли в Елисеевский магазин и столкнулись в дверях с Андронниковым, которого отец назвал Ирашей. Постояли, поболтали о том, о сем. Я про себя сразу же отметил какой-то магнетизм, который притягивал к этому человеку, потрясающее чувство юмора и энергетика. Телевизионные передачи «Ираклий Андронников рассказывает» я старался не пропускать.
Бывала в нашем доме и знаменитая пианистка Мария Вениаминовна Юдина, с которой бабушка дружила. Юдина называла бабушку истинным ангелом доброты и драгоценнейшей Любавой! Биография М.В.Юдиной поразительна! К девяти годам у нее появляются музыкальные способности и она начинает заниматься с Ф. Тейтельбаум-Левинсон, ученицей самого Антона Рубинштейна, а в 13 лет!!! ее принимают в Петербургскую консерваторию. Еще девочкой она поражала всех своей эрудицией в области гуманитарных наук. В 19 лет она блестяще говорила на французском и немецком языках. Знала латынь. Кстати, именно знание этих трех языков и безграничная любовь к классической музыке впоследствии очень сблизило бабушку с Марьей Вениаминовной. В Консерватории Юдина параллельно училась в классе органа и дирижирования. Но особой ее страстью была философия, которую она упорно изучала. Философия окажет очень сильное влияние на ее исполнительскую трактовку. Она была очень религиозна и не смотря на то, что была еврейкой, крестилась и приняла православие. Многие свои концерты она начинала с чтения лекций по истории религии или молитвой, а случалось и стихи читала. Мне дважды довелось побывать с бабушкой в Ленинграде на концертах Марьи Вениаминовны. Играла она действительно потрясающе!
Как-то «вождь народов» ночью услышал по радио концерт Моцарта. У него на глазах появились слезы от виртуозной и проникновенной игры пианиста. Он попросил узнать кто это играет и тут же потребовал сделать оттиск, чтобы иметь пластинку. С той ночи она стала его любимой пианисткой, хотя сама Юдина советскую власть не жаловала. Говорили, что когда она получила сталинскую премию, то сразу же пожертвовала ее какой-то церкви и просила, чтобы в ней молились на покрытие всех сталинских грехов.
Однажды во время одного из визитов к нам Марья Вениаминовна обратила внимание, что я смотрю на ее неправильно сросшийся, палец. Для пианиста это конечно же являлось трагедией, и тогда она рассказала, как после концерта ее кто-то спросил, как она играет такой рукой? На что Юдина остроумно ответила: «Вы что и впрямь думаете что играют руками? Играют вот чем!» - и она постучала себя по лбу.
Творить добро было ее потребностью. В любое время суток, в любую погоду, в любом состоянии она мчалась к людям на помощь. Помню, как однажды она пришла к бабушке в гости зимой в довольно легком плащике и в каких-то стоптанных больших туфлях. После ее ухода я поинтересовался почему она так странно одета, ведь она знаменитая пианистка? Ответ бабушки меня очень удивил: «Понимаешь, Петруша, у Марьи Вениаминовны бесчисленное количество людей, которым она помогает, а о себе она почти всегда забывает».
Итак, мы кое-что узнали о художественных пристрастиях Любовь Васильевны-моей бабушки. Теперь следует немного рассказать о других ее интересах.
А знает ли читатель, что такое марионетки? Думаю, что знают немногие. Марионетки - это куклы на нитях. Марионетки не имеют возраста. Из глубины веков ее нити тянутся в Россию. В то время границу все чаще пересекали европейские марионеточники. Мастерство иностранцев приходит на российскую землю в конце 19 века и вместе с Петрушкой в балаганах появляются марионетки. Бабушка впервые знакомится с этим искусством во Франции, заражается идеей создать нечто подобное в Петербурге и в 1912 году делает первую попытку создать театр марионеток. Безуспешно. Однако от своей идеи она не отказалась и Санкт-Петербургский театр марионеток - первый в России профессиональный театр кукол был организован в 1918 году группой петербургских художников во главе с моей бабушкой и назывался Петроградский государственный театр Марионеток. Кроме упомянутой выше Е.С.Кругликовой в театре работали еще две бабушкины подруги- скульптор Елена Янсон-Манизер и художница по фарфору Елена Данько, ставшая и драматургом театра. Музыку для театра писал Юрий Шапорин.
Его занавес впервые поднялся 12 апреля 1919 года, и зрители увидели «Сказку о царе Салтане» А.С.Пушкина и «Вертел» М.Кузьмина. Коллектив театра был и остается до сегодняшнего дня единственным театром волшебной куклы на нитях - марионетки.
В 1930 году бабушкин театр марионеток объединяется с театром Петрушки и она еще какое-то время руководит им вместе с Е.Деммени, но вскоре была уволена. Ее детище становится Ленинградским государственным кукольным театром и руководит новым театром уже один Е.Деммени. С 1930 года Бабушка в 51 год становится безработной. Еще в 1929 году Шапорин предлагает ей развестись и она с детьми уезжает из шумного Ленинграда в Детское село, где становится соседкой и ближайшим другом семьи Толстых. Бабушке очень нравится в Детском селе, да и соседи очень милые... В своих дневниках бабушка пишет о Толстых: «...что бы кто не говорил – я люблю А.Н. и ее также. Уж очень он красочен и талантлив».
В 1932 году в семье Шапориных случается трагедия. От болезни сердца умирает младшая дочь Аленушка. Горе на какое-то время сближает супругов и Шапорин возвращается в Детское село, хотя с другой женщиной, Александрой Федоровной Киселевой, отношения сохраняет.
Еще до объединения, в 1927 году при бабушкином театре были организованы первые в стране курсы режиссеров, актеров и художников для кукольных театров. 1928 год – первый выезд на Международную выставку ЭКСПО в Париж, театр принял участие в создании первого в Европе игрового кукольного фильма "Макс и Мориц" ( режиссер – Е.Деммени) ;1938 – постановка первого в СССР телевизионного кукольного спектакля "Школяр в раю" по фарсу Ганса Сакса ;были осуществлены первые в стране постановки произведений М. де Сервантеса, У.Шекспира, Ж.-Б.Мольера, Дж.Свифта, А.С.Пушкина, Н.В.Гоголя, А.П.Чехова, М.Метерлинка на кукольной сцене. За годы существования театра здесь сформировалась уникальная коллекция кукол – около 1000 великолепных марионеток, выполненных замечательными художниками, скульпторами, резчиками по дереву. Сегодня в репертуаре театра – 18 названий. Многие из них – лауреаты российских и международных фестивалей. Спектакль "Волшебное перышко" стал победителем в номинации "Лучший спектакль театра кукол" Высшей театральной Премии Санкт-Петербурга "Золотой Софит" сезона 2006-2007. Думаю, что моя бабушка по праву могла бы считать себя причастной, ко всем тем достижениям, которые сейчас имеет театр. Кстати, тот Буратино, который висел на ниточках на бабушкиной книжной полке - сейчас находится в той самой уникальной коллекции кукол, состоящей из 1000 великолепных марионеток.
Она переводчик, поэт, драматург,
Гордился такими людьми Петербург,
Рисует пейзажи, офорты, коней,
Три вещи купил даже Русский музей!
К сожалению, бабушке в 1924 году пришлось уехать с моим отцом и его младшей сестрой Аленой во Францию , по семейным обстоятельствам и пробыть там до 1928 года. Отношения с мужем, композитором Ю.А.Шапориным, уже с 1920 года складываются не лучшим образом. Все-таки в 1928 году Шапорин привозит жену с детьми обратно в Россию. Еще во Франции бабушка занимается переводами, благо знает иностранные языки. Это давало средства к существованию. Я коснулся этой темы не случайно. Бабушкин талант переводчицы в полной мере раскрылся именно в Париже и впоследствии стал ее основной профессией.
Возвратившись в Россию, в Петроград, бабушка еще какое-то время сотрудничала в театре, но время было упущено и главным в театре фактически стал Евгений Деммени. Бабушка с головой погрузилась в переводы, благо работы хватало.
А номер дома на Кирочной улице не подскажете?
ОтветитьУдалить