Любовь Васильевна Шапорина. Дневники (неизданное). Продолжение...

- 23 октября 1943 год. Размышления у трамвайной остановки у Михайловской площади. Девятый час. Ни зги не видно. В небе то и дело вспыхивают зарницы. С трех часов я писала эскизы в Михайловском театре – и убедилась, что на эту работу при моем скудном питании у меня сил не хватает. Устала, ослабла, и если бы мне пришлось месяц так проработать- я бы снова попала в больницу (совсем недавно  уже лежала с приступом). Что же будет дальше? Я как-то оказалась неприспособленной к жизни, не умею зарабатывать деньги. Голодаю мучительно, карточки дополнительной не могу добиться. У меня ни денег, ни дров, ни сапог, ни бот, ни шубы. А надо отдавать долги О. Надимовой, надо послать девочкам денег и посылку, надо купить учебники и послать посылкою Наташе.
Театральная знать получает литерные пайки и решила, что война и блокада кончились, а нам, художникам, снизили расценки. Вместо 12 рублей за метр - я получаю теперь 4. Что делать, как жить? Руки опускаются, хочется умереть. А какое ужасное учреждение коммунальные квартиры. Сожительство людей разных культур, различных средств к существованию. Например, мне просто тяжело слышать все кухонные запахи от всех тех блюд, которые готовит милейшая Ольга Андриановна. Я вернулась домой - ни кусочка хлеба, ни зернышка крупы, вообще ничего. У них - вся плита заставлена  кастрюлями, сковородками со шпиком и т. д. Все чудно пахнет. Каково это голодающему человеку. И на этой почве сколько зависти, преступлений - и мучений. Я пытаюсь «переключать» внимание, но под ложечкой болит. Что делать, что делать?

6.11.43.   

-Сегодня  ровно два года, как в глазной лечебнице упала бомба. Анна Петровна рассказывала мне об одной погибшей молоденькой девушке. 

Пассажирские поезда идут поздно ночью, а продуктовые пускают днем. Немецкое кольцо было прорвано на 14 километров – и там это место называют «коридором смерти». Путь там лежит по совершенно пустой местности, ни деревьев, ни кустика. Там немцы всегда обстреливают поезда, и редкий день не бывает без убитых. И главным образом молодежь, девушки-комсомолки. Вся война на плечах молодежи. Я бываю теперь каждый день в госпитале на улице Мира 15. Там две с половиной тысячи раненых. Меня пригласили ставить кукольные номера с очень талантливой девушкой, работавшей до войны в Совхозно-колхозном театре, Валей Максименко. Я ставлю на ширмах кукольные номера. Солдаты бродят вокруг, кто рисует, кто поет. Даже в голову не приходит, что все эти веселые молодые люди только что из бойни, из ада вернулись. 

Сейчас пол-первого ночи. Где-то вдали все время грохочет канонада. А два года назад - эта ночь???

14.11.43.

Меня пугают слишком большие восторги Иденса и Хелла по поводу Московской конференции, восхищение Молотовым. Я слишком хорошо помню поездку Молотова в Берлин. Не верю я в большевисткие дипломатические способности. Орлова рассказывала: «С. Нюра, очень хорошая порядочная девушка, призвана на военную службу. Сейчас она проходит ученье, скоро пошлют в армию. Больные солдаты смеются, не бойся, не надолго, через четыре месяца вернешься (т.е. забеременеешь).»

Одна девушка вернулась, родила и теперь  живет с ребенком в общежитии. Товарки говорят, что она так издевается  над ребенком, что они ходили в милицию жаловаться. Она уходит на весь день, оставляет его одного. Целый день он не кормлен. При ней он кричит, мокрый, холодный, она не меняет пеленки. «Все равно», - говорит она, если он выживет, я его куда нибудь в чемодане подброшу». Нюра в отчаянии. «Что делать буду? Останешься где-нибудь с десятью солдатами - разве с ними справиться». Насколько немцы умнее поступают, везя за собой публичные дома.
 

12.12.43.

В госпитале лежит тяжелобольной крупный работник НКВД. У него опухоль около 4-го желудочка (может быть я путаю) в задней части головы. На консилиуме решили оперировать. Операцию делал Бондарчук. Все было сделано благополучно, но опухоли не нашли. Больной ночью умер. Если бы оказалось, что диагноз был поставлен неправильно, были бы огромные неприятности. Даль сделал вскрытие и нашел опухоль, но в таком месте, что вырезать ее было невозможно.  «Я рассказал вам это, зная хорошее ваше отношение ко мне» - исповедовался мне Бондарчук. Анна Петровна, Даль, Бондарчук прекрасно ко мне относятся. В беде познаешь и друзей, и людей.