Ленинград в марте 1935 года.
3-го утром к нам, в Детское Село, приехала молоденькая девушка с поручением от жены композитора Николая Михайловича Стрельникова. «Надежда Семеновна, - говорит Нина, - ниоткуда не ждет помощи, кроме как от Шапорина».
1-го марта в 4 часа ночи пришли к Н. М. с обыском. Обыск был тщательный, перерыли даже все игрушки, вскрывали их, взяли игрушечные офицерские погоны и карточку священника,оставшуюся после старушки няни. « Понравилось ему,- рассказывает Нина, - серебряное кольцо от салфетки, он и его взял, но я при нем же , у него на глазах, положила кольцо на место. Он ничего не сказал». «Стал он все белье из комода вытряхивать, а я ему говорю: Как вы, гражданин, труда не уважаете, я это белье крахмалила, ночь гладила, а вы все перемяли».
Тут он стал аккуратнее вынимать. (...)
 |
Известие об аресте Стрельникова меня поразило. Чем могло это быть вызвано?
С первых же дней революции Николай Михайлович стал работать вместе с Вл. Вл. Щербачевым в музыкальном отделе Наркомпроса.
Неповторимое время - те первые годы революции! Тогда закладывался фундамент советской культуры; в те труднейшие времена создавались новые формы жизни, новые формы театра. Люди были одержими жаждой творчества, созидания.
К этой плеяде высоко талантливых и высокообразованных людей принадлежал и композитор Н. М. Стрельников. Он читал лекции по музыкальным вопросам в военных частях, клубах, заводах, был одним из видных сотрудников «Жизни Искусства», где вел музыкальный отдел. С 1922 года заведовал музыкальной частью в Театре Юных Зрителей. В 1927-28 году Н. М. Стрельников написал блестящую и остроумную оперетту «Холопка», а в 1932-1933 годах – оперу «Беглец». Заведовал отделом, ведавшим назначением пенсий при увечьях на работе и профзаболеваниях. Работал, и как работал, у всех на виду. А теперь - арест?
6-го марта утром, слышу, в передней меня кто-то спрашивает. И – на пороге Стрельников. Я очень обрадовалась, значит освобожден. Радость была преждевременной. 5-го вечером ему обьявили, что он должен собраться в 5-ти дневный срок , и 10-го марта выехать с семьей из Ленинграда. Он получил так называемый минус 15. Дали карту, предложили выбрать - он выбрал Саратов. Состояние Николая Михайловича было близко к невменяемости. «Чем я заслужил, чтобы со мной поступали как с последним бродягой? Без обьяснения причин, без суда и следствия хватают, высылают в пятидневный срок! В конце концов я ничего не имею против отьезда, - но дайте же собраться. У меня семья: жена, двое детей, племянница, архив, библиотека, работа... Сколько раз я проходил мимо людей, у которых вероятно тоже горе; я не думал об этом. Я приехал к Вам, зная, что Вы мне друг. Перед чужими, посторонними я держусь, но больше не могу, не могу». Он ходил взад и вперед по комнате, говорил, говорил не останавливаясь, в бессильном отчаянии, оскорбленный до глубины души.
Ю. А. Шапорин был в Москве, и мне было известно, что 8-го марта состоится правительственный просмотр его оперы у Горького. Там будет и Ягода. В тот же день я послала с Московского вокзала телеграмму и спешные письма со всеми подробностями Юрию Александровичу и сыну, который у него гостил. Только бы письма дошли вовремя. Хлопоты Союза Композиторов и Театра Юных Зрителей в Смольном, в НКВД были безуспешны.
8-го поехала к Стрельниковым, - квартира была вверх дном. Ящики, рогожи, соломы, упаковщики-все вещи на полу. Надежда Семеновна сидит у окна, закрыв лицо руками и тихо плачет. Мальчики сдержанные, - спокойны. Большую часть вещей решили брать с собой. Чего нельзя было брать, я предложила перевезти на Канонерскую в комнату Шапорина,- люстру, часть книг, картины.
На 10-е в 8 вечера был назначен отьезд. Я пришла к ним. Отьезд не состоялся. В 6 часов вечера к ним прибежали впопыхах два милиционера в страшном беспокойстве: « A ну, как, уже уехали?». Из Москвы по прямому проводу передано : «приостановить». Хлопоты в Москве по видимому имели успех, что-то изменилось, но надолго ли - неизвестно. Николай Михайлович заговорил о Шапорине, глаза его были полны слез, да и я чувствовала себя как после тяжелой болезни. Стрельниковы продолжали сидеть на своих ящиках, вопрос оставался открытым; лишь через два дня выяснилось, что их высылку отменили совсем. Прошло несколько дней.
И потянулись, поползли слухи один другого невероятнее - тот арестован и другой, этих высылают... И еще, и еще. Называют известные имена... Дaмоклов меч висел над М. Л. Лозинским и его семьей. Крупнейший литературовед, лингвист, знающий все европейские языки, замечательный переводчик и поэт, собравший огромную библиотеку, приговорен к высылке из Ленинграда. Впрочем, удивляться тут нечему: были же приговорены к ссылке в Сибирь в самом начале 20-х годов двадцать два ученых и профессора сo всемирно известным Николаем Бердяевым во главе. Лишь благодаря заступничеству некоторых лиц, ссылку в Сибирь заменили высылкой за границу. За Лозинского хлопотали Союз Писателей и А. Н. Толстой, гостивший тогда в Москве. Удалось отвести беду.
Вчера я репетирую в Союзе Писателей марионеточное обозрение к юбилею Чапыгина. Меня окликают. Вижу в дверях мою приятельницу, бледную и растроенную: «Все Козловские арестованы, я еду к вам (она жила у Козловских)».
Все эти аресты и высылки необьяснимы, ничем не оправданы. И неотвратимы как стихийное бедствие. Никто не застрахован. Каждый вечер перед сном я приготовляю все необходимое на случай ареста. Все мы без вины виноватые. Если ты не расстрелян, не сослан (и не выслан), благодари только счастливую случайность.
Зашла к Морозовым (Николай Александрович Морозов был директором института Лесгафта. До 1905 года - Шлиссельбургский узник. С его женой, Ксенией Александровной, мы дружили со школьной скамьи). У них-то, думаю, наверно все спокойно - вот где я отдохну. У них полон дом людей, пришедших проститься. Высылают семь сотрудников института Лесгафта, 3 семьи политкаторжан... Спрашиваю шепотом у Николая Александровича: Чем вызваны эти высылки, где причина .
Он, тоже шепотом:
- Говорят, это ответ на убийство Кирова... Месть...
- Но причем же...
Николай Александрович только рукой махнул. Людей высылают в Вилюйск, Тургай, Атбасар, Кокчетав... По слухам, непроверенным, высылают в такие места, где ездят только на верблюдах, и на север, где ездят только на собаках. «По вас верблюды плачут, Любовь Васильевна»- сострила Н. В. Толстая. Не до острот сейчас.
В несчастном Ленинграде стон стоит. Будь еще целы колокола, кажется, слышен был бы похоронный звон. Высылка для многих смерть. Дима Уваров, юноша, больной туберкулезом и гемофилией, что будет он делать в Тургае с больной матерью, теткой и старой няней? Чем заработает на хлеб? Высылают детей, глубоких стариков, старух.
При обыске у писателя Пинегина следователь заметил фотографию полярного исследователя Седова. «Знаем мы вас, карточки царских офицеров на стенки вешаете!»
Март месяц. Словно какая-то ужасная, из страшного сна лавина проползла над городом, разрушая семьи, дома... Все это настолько неправоподобно, что вот было и есть, и не веришь.
13 марта мне позвонила из города Лидия Павловна Брюллова, по мужу Владимирова. Меня не было дома. Утром 14-го звоню им. Соседка отвечает: «Лидия Павловна ушла по делам, 16-го они уезжают. - Куда? - В Казахстан, все трое». Мы были знакомы с Лидой с юных лет. В 3 часа я была у них. Разгромленная комната, голые стены. Люди входят, выносят вещи. В соседней комнате, тоже пустой и голой, стоит рояль. Около него группа молодежи. Кто-то наигрывает «Под крышами Парижа». Это товарищи старшего сына Владимировых, умершего несколько лет тому назад от туберкулеза. Они помогают укладываться, упаковываться.
...Столько дела и так мало дней. Надо спешить. Рояль уже продан. В последний раз юноши играют на нем любимые песенки ушедшего друга. Месяц тому назад мы пили у них чай, было так уютно. Они спокойны, особенно Лида и Наташа, хотя на них лица нет, побледнели, похудели. Прекрасные карие глаза Лиды стали еще больше, провалились. Наташа что-то все время стирает, напевая веселые песенки. Ей 18 лет, она очень хорошенькая.
12-го марта был обыск. Следователь перерыл все бумаги и отложил номер газеты «Новое время» с некрологом Павла Александровича Брюллова - отца Лидии Павловны, художника, племянника знаменитого Карла Брюллова.
- Назовите всех графов и князей, с которыми вы знакомы, - потребовал следователь.
- Среди моих знакомых нет ни князей, ни графов, - отвечал Д. П. Владимиров.
- А это что?- следователь торжественно потряс номером «Новой газеты», - Он же был императорский, а вы говорите»...
В некрологе черным по белому стояло: «П.А. Брюллов, профессор императорской Академии Художеств».
День отьезда был назначен на 15-ое марта. Еле удалось выторговать еще один день.
Ехать в Кокчетав в Казахстане. Рояль, шкаф удалось продать, кое-что распихали по знакомым.
Лида рассказывала, как трогательно провожали, вернее прощались с ней в Театре Юных Зрителей, где она проработала 12 лет управделами. – «У нас в ТЮЗе, говорит она, замечательно хоронят, будь это уборщица или артист. Трогательно и сердечно. И вот мне заживо пришлось пережить свои похороны, только пения не было; со мной прощались». Мы с Лидой решили, чтобы наши дети зарегистрировались. Это даст возможность девочке остаться в Ленинграде, кончить драматическую студию С. Радлова. С сыном я договорилась об этом накануне. А с Наташей они порешили все в пять минут и он стал дозваниваться в НКВД. Ему ответили, что нужно потверждение его отца, только в этом случае они разрешат девочке остаться.
15 марта сын уехал в Москву. Он говорил мне потом, что ходил по улицам и плакал. На вокзале, когда он посылал телеграмму отцу, рядом с ним юноша тоже писал телеграмму. Сын невольно прочел: «Бубнову, копия Сталину отца высылают, осталось два месяца окончания ВУЗа умоляю разрешить»... Наивный дурачок!
Я каждый день бывала у Владимировых. Пришла и 16-го перед отьездом: комната голая, мы сидели у соседки. Милая З. Я. М. принесла валенки. Все поехали на вокзал, я осталась поджидать спасительную телеграмму из Москвы. Не дождалась и уехала. Сердце сжималось, когда я подъезжала к вокзалу. Было страшно. Но того, что я там увидела, не расскажешь, не передашь.
Несметные толпы на перроне. Какая-то мгла в городе, может быть, дым.
Казалось, горит город, дома охвачены пламенем и пожар выгнал на улицу тысячи обездоленных людей. Они пытаются спасти , что возможно из своего скарба, вынести из огня сколько хватит сил. На платформе рояль, какие-то шкафы. Почему это все здесь? Верно, надеялись погрузить в поезд, но сил не хватило, а может быть у них и не приняли.
Привычные, обжитые вещи, с ними больно расставаться. Ведь они стояли в семье десятки лет, около них подрастали поколения... Теперь все спешно продается за гроши, расплачиваются с шоферами грузовиков.
И слезы, слезы... Плачут уезжающие, плачут остающиеся, - надолго ли? Никто не уверен в завтрашнем дне.
Вагоны набиты до отказа.
В толпе нахожу Владимировых. Выдержка Лиды безгранична, Наташа улыбается поклонникам. Более взволнован Дмитрий Петрович. А у нас, провожающих, глаза полны слез. Как тут не плакать?
В толпе, у задней площадки, друзья провожают человека средних лет - это писатель Пинегин. С ними девочка лет 12-ти, его дочь. Высылка ее миновала. Она плачет навзрыд, прижимаясь к отцу.
Надо прощаться. Поцелуи, слезы. Говорить никто не может. Лида не выдерживает и вся в слезах быстро поднимается на площадку. Поезд трогается. Раздается крик - такой вопль отчаяния, что он перекрывает рыдания всей толпы. Это девочка Пинегина. Она бежит у вагона, того и гляди свалится под поезд. Отец прыгает на платформу, крепко обнимает ребенка, целует ее и на ускоряющемся ходу вскакивает в вагон.
Мы молча идем вместе с толпой за поездом, долго смотрим ему вслед, плачем и молча расходимся. Я боюсь заговорить. Нету сил.
В те же дни в «Вечерней красной газете» была заметка: «День птицы». В этот день все школьники, пионерские и комсомольские организации будут строить скворечники и водружать их в садах и скверах, чтобы прилетающие птицы находили себе готовый кров».
Трогательно!
16 марта Ю. А. Шапорин телеграфировал в НКВД, прося выделить из высылаемой семьи Владимировых дочь, являющуюся незарегистрированной женой его сына. Это была ложь, но как говорится, ложь во спасение, единственный способ задержать Наташу в Ленинграде. На другой день, 17-го, пришло распоряжение - ссылка в Кокчетав заменяется – минус 15. Это была радостная весть. Они смогут поехать в Ташкент, где у Лиды есть родня. Я пошла в НКВД к следователю, который вел дело Владимировых, просила телеграфировать в Кокчетав о замене их ссылки. Обещал. Мы известили Владимировых об этом, а оттуда, с дороги, Из Петропавловска, из Атбасара, телеграмма за телеграммой, распоряжение не переслали. Каждую неделю я наведывалась у следователя - ответ: послано.
В одно из моих посещений НКВД, пока я ждала аудиенции, пришла молодая женщина с девочкой лет двух на руках. Девочка славненькая, голубоглазая, улыбалась, а на щечках стояли две крупные слезинки. Женщина вызвала следователя: «Я не могу завтра ехать, у меня нет ни гроша денег, куда я с ребенком без гроша поеду?»
- Продавайте вещи. – « Я продаю, но что я могу продать в три дня, связанная ребенком.» Он ушел.
Она стала целовать девочку, целовала, как будто всю любовь хотела вложить в эти поцелуи, и приговаривала: «Чьи это глазки? – Мамины. А Туся чья? – Тоже мамина. – И опять целовала, верно черпая силы в своей любви. Я не в силах была больше смотреть на нее. Следователь куда то их увел, и чем дело кончилось, не знаю.
...Опять жду следователя. У стола сидит пожилая интеллигентная женщина, мне видны только ее щека, седые волосы и очки.
- Гражданка, выбирайте скорей,- грубо кричит на нее следователь. Она растерянно отвечает: «Что же мне выбрать, я нигде никого не знаю. – Скорей, гражданка. - ну, Вологду. Можно Вологду?» Поедет эта старуха в Вологду, а дальше что?
К следователю подбегает женщина помоложе. – Мы должны завтра ехать, а мужа все не выпускают из тюрьмы! Что же делать, что делать?
Надо добавить, что у всех этих жертв сразу отобрали паспорта, а в комиссионных магазинах перестали принимать вещи без предьявления паспорта. Люди бросают свой скарб, едут без гроша, без надежды на работу, неведомо куда.
Ходила я к этому следователю больше месяца. В последний раз он закричал на меня: «Да вы что, гражданка, воображаете? Есть нам время еще телеграммы рассылать!» Приятельница Владимировых была в Москве у военного прокурора - распоряжение было отправлено...
Но...26 марта 1936 года, ровно через год, Лида мне пишет: «Сидим в Кокчетаве среди бескрайних снегов, казахов и верблюдов и ждем, когда Атбасар перешлет по нашей телеграфной просьбе разрешение Ленинграда. Тогда двинемся в Ташкент. Ни в Кокчетаве, ни в Атбасаре работы не найти». Владимировы вскоре переехали.
Не верю, не могу поверить. Высылают Тверского. Константин Константинович Тверской (Кузьмин- Караваев), главный режиссер Большого Драматического театра, заслуженный деятель искусств. Что же это такое?
Я давно была знакома с Константином Константиновичем и дружила с ним. Он увлекался театром, знал театр, любил книги. В 1913 году он вошел в небольшую группу передовых деятелей театра и они основали и издавали очень интересный театральный журнал «Любовь к трем апельсинам». Главным редактором был доктор Допертутто, т. е. Вс. Э. Мейерхольд.
1914 год. Первая мировая война. К. К. был все время на фронте, а с начала 18-го года или с конца 17-го уже работал в Петроградском Отделе театров и зрелищ, комиссаром которого была Мария Федоровна Андреева, красивая и умная жена Максима Горького. В 18-м году я задумала организовать театр марионеток. Тверской увлекся этой затеей и помог мне осуществить эту мечту. М. Ф. Андреева поддерживала и поощряла все новое и свежее.
Казалось, воздух тех дней и лет был насыщен бодростью и отвагой. Люди рвались к творческой работе. Это настроение было особенно ощутимо в театре. Недаром же побывавший тогда в России Герберт Уэллс был озадачен. Как же так, все гибнет , «Россия во мгле», а театры как ни в чем ни бывало стоят на своих местах, никто их не разрушает, они всегда полны, а некоторые даже... даже получают дотацию. Непостижимо! «Гордый взор иноплеменный» не заметил, что творческая жизнь в театре тех лет не только не угасала, но била ключом и бурлила, как никогда еще.
Возникали новые театры: в начале 1919 года открылся Большой Драматический театр с блестящим составом группы и классическим репертуаром. Открылся он « Дон Карлосом» с Монаховым в роли Филиппа II. Несколько позднее, в 20-ом году - Комическая опера, где Марджанов ставил одноактные оперы Моцарта, Чимарозы, Даницетти, Обера...
В 20-м же году Сергей Радлов создал блестящую Народную комедию.
Новая драма основана Грипичем, Тверским, Альперсом. Зародился первый Советский Государственный театр марионеток. Этими людьми двигал азарт творчества. Хотелось добиться, не поддаться трудностям жизни. Лишения, холод, голод, вспыхивавшие эпидемии подстегивали мужество.
Мы ходили (единственным видом транспорта были собственные ноги), ходили и повторяли:
Есть упоение в бою
И бездны страшной на краю....
Тверской, образованный, культурный, талантливый человек стоял в самой гуще этого движения. А теперь - высылка. Прихожу к нему проститься. Комнаты пусты. Единственный стул стоит посередине, как неприкаянный.
«Вот, Любовь Васильевна, еще новый этап жизни. Вы уезжали за границу, - я думал, не вернетесь. Теперь я уезжаю - вернусь ли?» Тверской ехал в Саратов, куда незадолго перед этим его приглашал для постановки Драматический театр.
Константин Константинович Тверской не вернулся. Не вернулись и Владимировы.
Кого же высылают? По каким признакам? Что общего между всеми этими людьми?
ЭТО - ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ. И В БОЛЬШИНСТВЕ СВОЕМ - КОРЕННЫЕ ПЕТЕРБУРЖЦЫ.
Комментариев нет:
Отправить комментарий